— А теперь помедленнее, детка. Успокойся, — попросил Джим, двигаясь в унисон с ней. — Тебе придется наверстывать слишком многое.
К остывшему кофе они так и не притронулись. Фарфоровые чашечки по-прежнему стояли на своих местах на плетеном подносе, а вот бренди пришелся кстати, помогая увлажнить самые интимные местечки тел. Они предавались любви на полу, на пестром потрепанном ковре. Оседлав Джима, Энди доводила его до помешательства, одновременно лаская собственную грудь. Они стояли за диваном, склонившись над его спинкой — в этой позе у Джима появилась возможность одновременно вонзаться в Энди и ласкать ее обеими руками. Они занимались любовью на лестнице, где Энди держалась за перила, и под душем, под струями прохладной воды, охлаждающей перегретые тела, и в постели, где наконец пришла очередь Джима извиваться и стонать, пока Энди работала языком и губами.
Они любили друг друга всю ночь, смеясь и обмениваясь нежностями, намеренно медля и задыхаясь от спешки, проявляя богатое воображение, давая волю жажде и необузданной страсти, и наконец под утро так устали, что уже не в силах были пошевелиться. Так и заснули, сплетясь в объятиях на сбившихся в ком простынях.
Прежде надежные «внутренние часы» Энди в это утро подвели ее. В сером предрассветном сумраке она проснулась на миг, услышав, как Джим сполз с постели и начал одеваться.
— Спи, — пробормотал он, когда Энди попыталась подняться, и она послушно уткнулась лицом в подушки и погрузилась в сладостный сон.
Пробудилась Энди лишь несколько часов спустя и сдавленно чертыхнулась, обнаружив, что сквозь занавески бьют яркие лучи солнца. Время близилось к девяти.
В этот день Андреа Вагнер впервые опоздала на работу. Все остальные — все до единого! — явились вовремя.
При виде лоснящегося черного «харлея», принадлежащего Джиму, припаркованного рядом с обшарпанным «фольксвагеном» Дот, Энди прижала ладонь к животу, пытаясь успокоиться. Предвкушение, нетерпение, смущение и страх — все смешалось в ее душе. Эта встреча наверняка вызовет у обоих мучительную неловкость.
Вчера ночью она лежала в его объятиях, вытворяя такое, на что никогда прежде не отваживалась — даже с отцом ее детей. Вчера ночью она внезапно пробудилась к жизни и обнаружила в себе то, что так долго пыталась игнорировать. Но утром Энди твердо решила вести себя с Джимом как ни в чем не бывало — неважно, что на ее теле остались следы его любви. Внутренняя поверхность ее бедер покраснела и саднила, расцарапанная жесткой щетиной Джима. Чуть ниже талии остались крохотные лиловые царапины, правую грудь украшал внушительного размера засос. Болели те места тела, о существовании которых Энди почти забыла. И эта боль приводила ее в восторг.
