— Материнство — это не только пеленки.
Блейк попытался произнести эту фразу непринужденно, но не сумел, в голосе послышалось непонятное Клэр напряжение. Она нахмурилась.
— У вас что, есть дети?
С его лицом снова стало происходить нечто странное. Клэр уже видела в глазах Блейка такое выражение, и оно ее пугало.
— Нет, — коротко бросил он и, отойдя от Клэр, вернулся к жаровне.
Два шага вперед — три назад, подумала Клэр. Делая вид, будто ничего не заметила, она пошла за Блейком.
— Пахнет аппетитно, что это?
— Цыпленок в специях. Присмотрите за ним, пока я сооружу салат?
— Конечно. А могу я еще чем-нибудь помочь?
Блейк отрицательно замотал головой.
— Что будете пить?
— Что-нибудь безалкогольное, я за рулем.
— Минеральная вода подойдет?
— Подойдет.
Блейк пошел к дому, Клэр проводила его взглядом. Как и она, он был в джинсах и свитере. Забавно, они оделись одинаково — вероятно, по одним и тем же причинам, — но это ничего не изменило, потому что главное происходило в глазах. Всякий раз, когда Блейк просто смотрел на нее, у Клэр внутри все пело, но когда она видела уже знакомый потухший, даже какой-то мертвый взгляд, то у нее сжималось сердце. Терпение, напомнила себе Клэр, нужно набраться терпения, и Блейк все расскажет сам.
Он вернулся с миской салата и двумя тарелками. Они устроились на двух скамейках, врытых в землю по обе стороны от деревянного стола, но около девяти часов комары загнали их в дом. К этому времени ни гостья, ни хозяин не затронули тему, ради которой они сегодня встретились.
На кухне Блейк стал убирать остатки еды в холодильник, Клэр вызвалась помыть посуду. Ее взгляд упал на детский рисунок в простой сосновой рамке. Рядом с человеческой фигуркой, нарисованной и раскрашенной нетвердой детской рукой, крупными буквами было написано слово «папа». Было что-то до боли трогательное в этом неумелом рисунке.
— Кто это рисовал?
Блейк поднял голову, и Клэр внезапно почувствовала, что он снова отдаляется от нее.
— Мой сын.
Вот оно, поняла Клэр. Она осторожно, как будто боясь разбить, положила чистые вилки на стол.
— Понятно.
— Вы уверены?
— Честно говоря, не совсем. Блейк, расскажите мне, прошу вас, поговорите со мной.
Он кивнул, молча взял Клэр за руку, подвел к дивану, усадил ее, сел рядом и только потом заговорил. Тихий, до странности бесстрастный голос яснее, чем что-либо, показал Клэр, как много горя Блейк носит в себе.
— Его звали Энтони, Тони. Он родился шестнадцать лет назад, и в его первую зиму мы поняли, что с ним что-то не так. Я тогда проходил практику в отделении педиатрии и решил показать Тони своему руководителю. Оказалось, у Тони врожденный порок сердца, очень тяжелый, с такими и сейчас долго не живут. Ему сделали операцию, но это не помогло, у него стала скапливаться мокрота в легких, он часто задыхался.
