— Вопрос скорее в том, узнаю ли я тебя посреди облаков. Но думаю, что узнаю.
Она уже отвернулась, несколько секунд ее татуировка маячит перед моим окном.
— Амели.
Она уходит прочь, осторожно, медленно, как пьяная. Я смотрю ей вслед и вдруг вспоминаю, где мы находимся. На краю пустующего поля видны плоские корпуса заброшенной железнодорожной товарной станции — сходящиеся и расходящиеся веером рельсы, блестящий и ржавый металл, а над ними сложный узор переплетенных кабелей и проводов. Здесь несколько лет назад девочка со своей собакой нашла отрезанную мужскую голову; тело обнаружили почти сразу же после этого на другой стороне дельты стальных артерий. Девочка была дочерью погибшего. Этот случай стал темой всех телевизионных программ. Амели в то время, судя по всему, была ровесницей той девочки.
Она вдруг исчезла из вида. Поле совершенно пусто — не иначе она просто улетела. Если я не хочу прозевать «Крик Пиано», мне надо поторопиться. Лишь проехав два светофора на красный сигнал, я вдруг замечаю ее скейтборд на заднем сиденье.
Прямо у меня перед глазами, как большой пятипалый лист, висит рука. Я ищу свои собственные руки — шевелю пальцами и прислушиваюсь, где шуршит. Ладонь перед моими глазами остается при этом неподвижной, и я тихонько лежу и наблюдаю, как во мне поднимается ощущение счастья, счастья исполнения давнишнего заветного желания: у меня во сне выросла третья рука.
Включаются остальные чувства, а вместе с ними и память. Я слышу рядом дыхание ГК и чувствую его запах. Кажется, будто в тех местах, где наши тела соприкасаются, выросли маленькие соединительные трубки и через них в меня течет какое-то новое чувство, которое ширится, клубится и окрашивает меня изнутри голубым цветом, цветом безграничного удивления.
Он нравится мне, хотя и спит. Вообще-то я терпеть не могу спящих людей, их близость для меня почти так же малоприятна, как смертельно больной или труп в моей постели. Как и все остальные, ГК некрасив во сне, от него крепко пахнет, его тело кажется вдвое тяжелей, а из полуоткрытого рта вырываются хрипловато-сипящие звуки. И все же я вот уже почти целый час лежу рядом с ним, и чувство удивления все трудней отличить от ощущения счастья по поводу третьей руки.
Собака испуганно встрепенулась: я чуть не наступила на нее. Из положения на боку Пиано отпрыгивает чуть ли не в самый угол комнаты. Я ощущаю босыми ногами тепло нагретого им пола у кровати. Он, как мне показалось, с первой минуты чувствовал себя в моей квартире неуютно. Во всяком случае, передвигался только вдоль стен. Он смотрит на меня из угла; когда ему на морду падает луч света из прихожей, глаза его вспыхивают желтым мутным огнем.
