Тысяча шестьсот девяносто четвертый год. Единственный порт государства Российского — Архангельск. Историки как угодно объяснят факт появление здесь молодого Петра. Якобы вдохновили царя его юношеские забавы на Плещеевой озере да потешные войны и флотилии. Тогда почему он едет на Соловки? Где логика? Неужто человек, который через два года одержит первую значительную победу после стольких лет планомерного отступления — задержавшийся в детстве мальчишка? Глупо, не правда ли? Петр побывал в монастыре, а через год построил флот, который потом будет гордостью его страны. Флот для страны, не знающей плуга. Флот, то, что было доступно таким колоссам семнадцатого века, как Англия и Швеция. Кстати, скоро речь пойдет и о Швеции. А пока, в девяносто третьем году, все было продумано как нельзя лучше: царь чудесно спасся, пристав со своей флотилией к берегам архипелага. Отношения с монастырским руководством были решены. И вскоре над неприступной турецкой крепостью Азов стал развеваться новый трехполосный флаг, утвержденный Петром.
Довольно на юге. Чтобы наладить стабильные торговые пути по Черному морю через Мраморное и дальше на запад, сил еще не хватало: сколько хватало взора, повсюду раскинулись земли могущественной Османской империи, а через ее воды не пробиться торговым и военным судам Руси, едва показавшейся на море. Но на северных рубежах, недалеко от Новгорода, было море — Балтика, от которой нас отрезали считанные километры суши. Швеция, хозяйка этой земли, была сильнее Турции, только на карту новой войны Петр поставил будущее экономическое могущество России. Было за что побороться. Нарва заставила остыть от успеха южных побед. Безболезненное для Швеции поражение России вызвало лишь всеобщее презрение. Для Петра это означало новый визит на Соловки. На этот раз в обстановке совершенной секретности. В 1702 году царь снова посетил северный архипелаг. В сопровождении эскадры из полутора десятков новых военных кораблей Петр подошел к Заяцкому острову в нескольких километрах от монастырского берега. Корабли встали на рейд в маленькой бухте. Дальше царь пожелал плыть один на монастырском боте в сопровождении монахов. Он провел в стенах обители пять дней, лишь по ночам возвращаясь к охраняющей мероприятие эскадре (а ведь в нескольких сотнях километрах отсюда гремела Северная война). Официальная историография все время обходит подобные эпизоды и очень любит апеллировать к странностям характеров исторических персонажей. Потом по «государевой дороге» волоком через всю Карелию протащат два корабля, груженые… кто знает, что было в их трюмах, можно только догадываться. Хотя ведь известно, что необходимо для войны.
