Максим успел охватить одним взглядом дом, где, наверное, находился штаб этой странной, связанной на высшем уровне с государственными структурами компании. Серый. Трехэтажный, с нелепыми, непропорциональными размеру здания узенькими круглыми остроконечными башенками, вырастающими из второго этажа. Узкие, словно бойницы, окна попарно чередуются с обширными голыми серыми стенами, отштукатуренными не гладко, а как бы шершаво, похоже на пожухлую пену черного весеннего снега. Боковая стена была вообще без окон. Видимо, именно за ней и шел тот длинный коридор с дверями в кабинеты. Особняк поражал своими размерами и убогой правильностью геометрических форм. От глухого каменного забора, такого же серого, как и само здание, было всего два-три метра до дома. Только у восточного фасада, куда выходило крыльцо с двумя каменными столбами и въезд в подземный гараж, было места ровно столько, чтобы вдоль мог поместиться приличный автомобиль. Ворота, наконец, открылись, и «девятка» выкатилась на улицу какого-то коттеджного поселка. Вокруг, под сенью вековых сосен, стояли двух-трехэтажные особняки хозяев новой России. Заборы, перевернутые зонтики спутниковых тарелок, смотрящих куда-то на западное небо, тишина, покой.
Машина покрутилась по улицам поселка, выехала на лесную дорогу, затем влилась в общий поток, еще не густой, движущийся по Рублевскому шоссе на восток, в объятия просыпающегося города. За окном проносились Крылатское, с отступившими от шоссе высотными панельными домами, Кунцевский фисташковый вокзальчик, большой современный элитный дом, недавно построенный, бывший одним из первых в своем роде. Затем выехали на Можайское шоссе. Помелькали кирпичные пятиэтажки, затем продолговатые панельные дома, чередующиеся с серыми башнями. На остановках в ожидании автобусов поеживались люди. Справа, прямо рядом с дорогой, за клетчатым панельным забором возвышался белый параллелепипед заброшенной стройки метро «Славянский бульвар» с горделиво водруженными пестрыми плакатами «Мосметрострой» и «Шестой тоннельный отряд», который уже года два, наверное, тут не появлялся. Триумфальная арка, слева тоже затихшее строительство метро «Парк Победы», распахивающиеся воротами в город два высоких «сталинских» дома… тот путь, который наизусть знают все, кто по утрам стремится попасть на «Киевскую», ту самую «Киевскую».
Развилка со стелой, и вот машина уже подъезжает к Бородинскому мосту. Сердце Максима сжалось, а потом забилось с оглушительной частотой. Он повернулся всем телом налево, несмотря на то что всю дорогу был сдавлен двумя сидевшими по бокам конвоирами. Его дом, комната в квартире на первом этаже, — все это было в нескольких десятках метров: привычная уличная толчея, взлетающий на метромост поезд, шум, отблеск рассвета на окнах, белый дом, набережная, входы в метро, где вскоре вырастут живые конусы… но, главное, она — там, в квартире, двадцать раз успевшая набрать телефон института, обзвонившая больницы и морги, подавшая заявление о пропаже человека, может быть, ночующая в милиции, может быть, приникшая к экрану телевизора, где диктор в очередной раз безэмоционально-отвлеченным тоном расскажет о взрыве в тоннеле на перегоне между «Смоленской» и «Арбатской», еще раз повторит телефоны, по которым можно узнать, где найти живых и мертвых…
