— И полвечера, — проворчала Кукла, — утро, день и полвечера ты провел. Я уже замаялась тут одна! Хозяйки весь день визжат и ругаются, стучат предметами, топают ногами и хлопают дверьми. Кричат грустными голосами, кричат базарными голосами, я уже пытаюсь их пересчитывать в саду и пугаюсь, когда долго не вижу ту или иную даму — уж не расчленили ли ее и не съели сестры-людоедки…
— Прости, прости меня, — горячо произнес Кот, — но, когда ты сейчас посмотришь вот на ЭТО, ты поймешь, что я — большой молодец и вообще…
Кот понажимал кнопок на мобильнике, и передал его в нетерпеливо уже протянутые Куклой руки.
— Ага, это фотки, листать ты знаешь, как, да? — уточнил он, разливая чай по кружкам. На Куклиной кружке сплетались в веночки садовые цветы, на его — великолепным аллюром скакали вороные кони.
* * *
— Я хочу отдохнуть, — четко произнесла Розалия Антоновна и развила мысль: — Донеси до этих убоищ, что видеть никого не желаю, а этого юного дрочилу — Маргошиного хахаля — в первую очередь.
Этот урод, до макушки набитый говном, чтобы даже мимо моей комнаты не проходил, ясно?
— Вам так не нравится жених Марго? — поразилась Юля. Она точно знала, что никто из Семьи, включая собственно Розалию Антоновну, с ним не был знаком.
— А мне мудаки вообще не нравятся, — проинформировала Розалия Антоновна, закрывая глаза, — только мудаки ездят общественным транспортом, дверь давай закрой и ступай уже.
— Хорошо, Розалия Антоновна. — Юля, в общем-то, не возражала. Только при чем здесь общественный транспорт.
Мой драгоценный читатель, прекрасно владеющий русским языком, ты тоже наверняка не понял про общественный транспорт, автор обязуется вскоре про это поведать, в каком-нибудь излюбленном отступлении ни о чем, снабдив для ясности меткой: Марго и Общественный Транспорт.
Она аккуратно собирала упаковку от пластыря «дюрогезик»[17], закрепленного на старухином плече, такие упаковки положено сдавать. В окно заглядывало утреннее лето, пятнадцать минут назад звонила дочь с рассказом о Наташином уме и нехватке места в чемодане (собирается в летний лагерь), репетитор Камиллы по математике три раза посмотрел на нее заинтересованным мужским взглядом, он так великолепен в своих запонках, казалось бы, никчемных.
— И Марго пусть молча будет, — завершила свой материнский наказ Розалия Антоновна, — ебись она в рот!
Именины и помолвка Марго были намечены на завтра, поэтому сегодня весь Дом стоял на ушах. Марго раздавала руководящие указания по мобильному телефону, а Лилька и Розка драили, проветривали, перестилали и полировали все, до чего дотягивалась рука, причем ночь длинных ножей — приготовление салатов и прочей пищи — была еще впереди.
