— Мастер, — зашептала Уиллоу, — она что-то льет тебе в рюмку.
— За этим она и пришла, — пробормотал Амер.
— Но, как ты понимаешь, я выпил противоядие.
Он отыскал вино, наполнил бокалы.
— Успокойся, — Амер подал бокал Самоне, которая дрожала, взял со стола свой, поднял его, размышляя, какого рода заклятие должно наложить на него зелье. — За твое скорейшее выздоровление, — произнес он и выпил вино до дна.
Самона, наблюдавшая за ним краешком глаза, пробормотала коротенькое заклинание. Потом откинулась в кресле и принялась потягивать вино, дожидаясь, когда начнет действовать снадобье. Ее грудь под темными волнами прикрывавших ее волос мерно вздымалась и опускалась в такт дыханию, и Амер со стыдом осознал, что ему страстно хочется увидеть, что же скрывают мерцающие пряди.
Наконец колдунья поставила свой бокал, глубоко вздохнула, прикусила губу и сказала:
— Амер, я… мне что-то нехорошо. Не посмотришь ли, какой у меня пульс?
— Разумеется, — откликнулся Амер и взял ее запястье. — Похоже, я никак не могу его нащупать.
— У меня это тоже никогда не получалось, — сказала она. — Попробуй, может, услышишь, как бьется сердце. — Она взяла его руку и положила на грудь: Амер убедился, что вырез платья и вправду был очень глубокий.
На какой-то момент он был ошеломлен и совсем растерялся. Потом с оцепенелым изумлением понял, зачем понадобилось снадобье, и весьма обрадовался тому, что принял противоядие.
И все же не смог удержаться и пропустил меж пальцев роскошные черные пряди, позволил своей руке скользнуть по нежным, таким податливым округлостям… Самона задрожала и подалась вперед. Опустившись на колени, он взирал, как вздымались и опускались молочной белизны груди, силясь вырваться из своей бархатной тюрьмы.
Амер взглянул в лицо колдунье: оно было мертвенно-бледным. И вдруг с запоздалым стыдом алхимик понял, что стал первым, кто коснулся ее с нежностью, что дрожит она не от страсти. Охваченный благоговением, он отдал должное ее отваге.
И тогда она устремила на него взгляд, в котором таился страх, и губы ее, затрепетав, мягко раскрылись. Подхватив свободной рукой Самону за спину, меж лопатками, Амер крепко прижал ее к себе.
— Значит, — наконец высказал он с изумлением, — вот оно как…
— Что?.. — вырвалось у Самоны.
— Лопатка, — сообщил Амер. — Она сочленяется с ключицей связкой! А я-то думал, что она соединена хрящом…
Самона замерла и секунду-другую сидела как статуя.
Потом она выскочила из кресла и, визжа не хуже дикой кошки, бросилась к двери.
