Итак, какого же черта он делает в Лондоне?
— Ты когда-нибудь разговаривал обстоятельно с Еленой Эстли, Джеред? — Дядя наблюдал за ним поверх сцепленных пальцев.
— Почему вы спрашиваете?
Он подошел к боковому столику, повернулся, взял графин и вопросительно посмотрел на дядю. Тот кивнул. Он налил два бокала, прошел к столу и подал один ему. Потом отошел к окну и стал смотреть в сад, не желая садиться напротив за свой собственный стол, как какой-то нашкодивший школьник.
— Ты должен признать, она очень привлекательная женщина. Когда-то я даже был влюблен в нее.
Джеред обернулся при этом признании.
— Так вы поэтому так решительно настаивали на моей женитьбе на ее дочери?
Дядя улыбнулся, глядя в свой бокал.
— Нет, Джеред. Я задолго до этого решил, что был бы несчастлив, женившись на Елене. Она довольно-таки упрямая женщина.
Джеред вспомнил свое столкновение с ней.
— Она передала эти черты своей дочери.
Дядя проигнорировал это его замечание.
— Елена написала мне позавчера, Джеред. Она совсем не в восторге от твоих поступков. Говорит, что ты делаешь ее дочь несчастной.
Джеред глотнул из своего бокала, глядя в окно на дорожку, ведущую от заднего входа в конюшню.
— Зачем жаловаться вам, дядя? Она же не думает, что вы имеете на меня какое-то влияние?
— Несмотря на то что мое положение несколько щекотливое, я думал, что делаю добро вам обоим. Я давал своей крестнице то, что, мне казалось, она хочет. И, возможно, этим немного обуздывал твою дикость.
Смех Джереда захлебнулся в горле, обжигающее виски проложило дорожку от его груди к носу.
— Мою дикость? — Он повернулся, со стуком поставил стакан на столик и взглянул на дверь, которая стояла как барьер, отделяющий от всего остального мира, одной рукой показывая в этом направлении. — Мою дикость? — повторил он, слова не торопились слетать с языка, сдерживаемые удивлением, раздражением, неверием. Те же самые эмоции он испытывал в присутствии своей жены. — Поищите мою жену, если хотите кого-то наказать, дядя. Она следует за мной везде! Она скачет верхом по лесу, цитируя детские сказки, она не перестает задавать вопросы от рассвета и до заката. У нее даже хватило безрассудства посетить мою любовницу! И это только малая часть ее проступков, а у вас хватает совести называть меня диким? Ха!
Он запустил обе руки в волосы и снова отвернулся к окну.
— Мне уже до смерти надоело носить ярлык дикаря только потому, что моя мать была шотландкой.
На лице Стэнфорда Мэндевилла появилось странное выражение — необычная смесь веселья и сострадания.
