Но он больше не задавал вопросов и не двигался, даже не повернул голову, так что она не могла больше видеть его лицо.
— Это уж слишком даже для вас, Тесса.
Он резко повернулся и вышел, не оглянувшись.
«Она милая девочка, ты будешь гордиться ею. Умная, здоровая. Лучше жены не найдешь». Слова дяди пронеслись в его мозгу. Так же, как и другие замечания. Полин, которая неплохо разбиралась в людях, сказала, что Тесса очаровательное дитя.
«Я задаю слишком много вопросов, и у меня прискорбная привычка говорить все, что придет в голову, до того, как я подумаю. Это очень мешает». Она так и не переросла эти привычки.
Высший свет не живет по правилу, что, если ты не можешь сказать ничего хорошего о человеке, промолчи. Сплетни затихали до того момента, когда человек доказывал, что о нем стоит говорить или осуждать. Тесса сделала все, что могла, чтобы обеспечить себе место в сборнике историй светских гарпий. Кричала на него в театре, устроила из себя посмешище, таскаясь за ним по Лондону, как ищейка. Он не удивился бы, если бы она стала темой для жарких обсуждений по всему городу. То, что он не слышал сплетен, в большей степени объяснялось его нежеланием в них вникать, а не благородством и сдержанностью его знакомых. Ни у кого просто не хватало смелости рассказать ему.
И все же она осмелилась смотреть на него так, как будто обнаружила в нем какой-то прискорбный недостаток. Как будто он был недостоин даже ее презрения.
Джеред медленно поднялся по лестнице. Она была как пламя, а он был тем самым пресловутым мотыльком. Он помедлил и вошел через соединяющую их покои дверь без стука. Ему же не нужно спрашивать у нее позволения войти.
Тесса обернулась, когда он вошел. Горничной при ней не было.
На ней была прозрачная шелковая рубашка; она не скрывала ничего. Ее груди выпирали вперед, натягивая ткань, словно проверяя ее на прочность. Соски были большими, темно-коралловыми, с торчащими кончиками, дразнящими своей выпуклостью сквозь тонкую ткань. Ему захотелось целовать их сквозь материал, обжечь ее своим влажным ртом. Вместо этого он подошел ближе, протянул руку и положил ладонь на ее левую грудь. Она задрожала, но не отстранилась.
— Тесса? — Его голос был само соблазнение — теплый, бархатный. Она подняла руки и положила ему на плечи. Прикосновения ее пальцев к его коже там, где шея переходит в грудь, было достаточно. И все же он не поцеловал ее, а просто стоял и вдыхал ее аромат. Лаванда и лимон. Она стояла перед ним в облаке распущенных волос, дыша так тяжело, что он знал, что она возбуждена одним только фактом его присутствия. И все же он не двигался, довольствуясь наслаждением моментом.
