Многие офицеры, вместе с которыми я учился или служил, достигли в рейхсвере высоких должностей. По традиции вооруженные силы должны быть совершенно свободным от политики инструментом. Когда исчезла монархия, представлявшая собой венец военной иерархии, и олицетворять рейх начали партийные лидеры, стало нелегко удерживать этот инструмент поддержания законности и порядка от участия в столкновениях различных позиций. Не следует забывать, что во время гражданских беспорядков начала двадцатых годов, когда, казалось, рушатся самые основы государства, армия сыграла решающую роль. Избрание фельдмаршала фон Гинденбурга на пост президента послужило к стабилизации положения. Между 1925-м и 1930 годами оно продолжало оставаться нормальным, однако под угрозой нового кризиса, угрожавшего подорвать основы порядка, армия вновь превратилась в важный фактор. Мы увидим, что рейхсвер как единая организация не принимал участия в делах государства, но мнение такой выдающейся личности, как генерал фон Шлейхер, имело решающее влияние на решения президента. Армия с возрастающей тревогой наблюдала за усилением напряженности между правыми партиями, в особенности – нацистами, и правительством. Шлейхер искал кого-нибудь, кто мог бы возглавить правительство, имея тесные контакты с центристскими партиями, сохраняя при этом благожелательное отношение правых. Был необходим человек с консервативными наклонностями, близко связанный с партией центра, являвшейся одним из столпов веймарской коалиции.
Возможно, это чересчур упрощенное, но, по всей вероятности, справедливое объяснение заключается в том, что предложение Шлейхером моей кандидатуры на пост канцлера в большей или меньшей степени отражало голоса армии.
Тремя выдающимися офицерами послевоенного периода были Гинденбург, генерал фон Сект и Шлейхер. До войны я не был знаком с Гинденбургом. Как члену Генерального штаба, мне приходилось иметь дело с ведущими личностями из штаб-квартиры Верховного командования, включая Людендорфа, который в то время был начальником планово-оперативного отдела. Во время войны, когда мне время от времени приходилось делать доклады в штаб– квартире Верховного командования или навещать своего друга Лерснера, который служил там офицером связи министерства иностранных дел, мне довольно часто случалось видеть старших офицеров. После «пасхального» сражения у Арраса меня вызвали для личного доклада Людендорфу; тогда я встретился и с Гинденбургом. В августе 1918 года, после все решившего провала весеннего наступления, когда я спешно приехал из Палестины, чтобы изложить свои опасения относительно тамошнего положения, я опять встретился с Гинденбургом. Помню, какое глубокое впечатление на меня произвели его спокойствие и уверенность перед лицом стремительно ухудшавшейся военной ситуации.
