В августе 41-го. Когда горела броня | страница 77



Старший лейтенант развернул панораму влево. Крайний расчет, судя по всему, должен был вот-вот закончить запрягать.

— Осокин, короткая остановка. Симаков, орудие влево, уйдет! — заревел командир.

— Есть!

Башня разворачивалась нестерпимо медленно, артиллеристы уже попрыгали на орудие и передок, ездовые хлестнули коней.

— Есть, вижу цель!

— Огонь!

На такой дистанции промахнуться было невозможно. Осколочно-фугасный снаряд ударил гаубицу в трубу противооткатного механизма. Даже сквозь рев двигателя комроты услышал дикий, выворачивающий визг убиваемого коня; уцелевшие битюги бились, пытаясь тянуть потерявшее колесо орудие, но им мешали лежащие на земле убитые и раненые лошади. Петров развернул панораму — расчеты оставшихся двух орудий решили не испытывать судьбу и бежали в лес, сопровождаемые огнем спаренного пулемета. По поляне носились десятки обезумевших лошадей, стояли брошенные снарядные повозки и передки. Петров откинул люк и, держа наган в правой руке, с опаской высунул голову из башни. Больше всего старший лейтенант опасался, что какой-нибудь до дури бесстрашный немец затаился рядом с гранатой. Комроты быстро осмотрелся. Последние артиллеристы бегом неслись к лесу, кони тоже разбежались, за исключением тех, что были впряжены в одно из уцелевших орудий и трех уцелевших после попадания снаряда. На поляне лежали с десяток убитых и раненых немцев и столько же лошадей, стояли неясного назначения повозки, валялись снаряды. Но больше всего Петрова поразило то, что у уцелевшей запряжки суетились два солдата в серой форме, судя по всему, ездовых, и пытались успокоить бьющихся битюгов. При появлении русского танкиста один продолжил шептать что-то на ухо коню, а второй поднял руки и закричал:

— Herr Ofizier, bitte nicht schiessen! Hier sind nur die Pferde. (Господин офицер, пожалуйста, не стреляйте. Это просто лошади.) — Он указал рукой на лошадей и похлопал ближайшего битюга по шее.

— Что там такое, командир? — крикнул наводчик.

— Да коноводы с лошадьми остались, просят не стрелять, — ответил старший лейтенант.

— Сдаются, что ли?

— Похоже на то.

— Ну да, сдаются, — раздался в наушниках полный злобы голос Безуглого. — Командир, давай я их срежу на всякий случай. Танк только доверните, а то они у меня в мертвой зоне.

— Я тебе срежу. Ты что, озверел? — Петров снова повернулся к ездовым.

Немецкий он знал хорошо, мог не только читать, но и свободно объясняться, но сейчас горячка боя вышибла из головы все. С трудом подобрав слова, стараясь, чтобы голос звучал уверенней, он крикнул немцам: