— А может, им просто порядок наш не нравится.
— Вот, вот! О том и речь! Ну что это за люди? Ну скажите? Разве не ничтожества, не мошенники? Покинуть родину, отречься от земли, что взрастила и вскормила. Это ведь то же самое, что от матери отречься.
Он размахивает руками и говорит, говорит. И надо отдать должное, умно говорит. Я поглядываю на долговязого: что он на это скажет. Но тот не обращает на нас никакого внимания.
А толстяк продолжает с пафосом:
— Что его ждет за границей? А?
— Да. Но все же, знаете…
— Не человек, кто на такое способен. Мне бы и во сне такое в голову не пришло. Поверьте.
Как не поверить! Верно говорит, будто моими словами!
— Никогда бы в голову не пришло, никогда! Я люблю свою родину.
Я уже собирался сказать ему, что совершенно с ним согласен, как вдруг заговорил длинный, голос его звучал глухо:
— Я долгие годы жил в Граце.
Толстяк набросился на него:
— Ну и?
— И ничего.
Он отходит и садится ка корточки.
Коротышка толстяк стоит в воинственной позе: плащ развевается, лицо горит. Он смотрит на меня как собака: выжидающе, дрожа от нетерпения, ждет не дождется, чтобы я подал знак, науськал. А я смотрю на длинного, тот сидит, поджав ноги и наклонясь вперед. Будто ждет удара и прячет тело между колен. Его явно задели за живое слова толстяка; я торжествую, испытывая мстительную радость от неожиданной победы. Но он взглянул на меня и сказал:
— А теперь я все же здесь.
Смотрю ему в лицо. Ни один мускул не дрогнет. Серые глаза спокойны и неподвижны; они так самоуверенно впиваются в мои, что я невольно отворачиваюсь.
Коротышка, видя, что у меня нет желания продолжать этот спор, подходит ко мне и фамильярно обнимает за плечи.
— Красиво здесь, правда? Если б еще раз довелось служить в армии, только в пограничники бы пошел.
Он смотрит на меня и, так как я молчу, продолжает:
— Прекрасная суровая жизнь: ходить по росистой траве, вставать с птицами и кончать работу с заходом солнца, быть частью этого края, чувствовать, что за тобой твоя страна… Эх, и хорошо это, наверное.
Я слушаю, и меня распирает гордость. Рассеянно и растроганно смотрю вокруг и вижу: вдоль тополей идет дозорный.
Коротышка толстяк все не унимается:
— Идти вот так, уверенно и бесстрашно, хотя знаешь, что ты один и рядом нет никого, что можешь положиться только на свой ум и свою силу. Ведь так?
Я утвердительно киваю. Он удивленно спрашивает:
— Он что, действительно один? На всем участке один?
— Да, — машинально отвечаю я, а сам думаю, что дозор этого участка границы должен быть где-то рядом, раз уж эти землемеры сюда добрались.
