— Вы будете монтировать не так, а лежа на животе, — обратился он к нам.
Встревоженный голос спросил:
— Почему?
Он поднял голову и вздрогнул — спрашивал Гор.
— Потому что так положено! Если случится беда, пострадает не все тело.
— А это не все равно?
«Все равно, — мелькнуло в голове у Фаршанга. — Совершенно все равно. От этой штуки танки на воздух взлетают. Хочешь — лежи, хочешь — сиди на корточках — разницы никакой. Разве что в рай прибудешь на животе».
Вслух он этого, конечно, сказать не мог.
— Нечего в такой момент приставать с вопросами! Это вам не вечеринка! — Фаршанг сорвался и заорал: — Сколько можно повторять одно и то же?!
— Товарищ старшина! — обратился к нему лейтенант Габор. — Оставьте, я взведу взрыватель.
Фаршанг повернулся и, грузно ступая, поплелся из центра круга. Когда он отряхивал колени, руки его заметно дрожали.
Чтобы не стоять без дела, оказавшись вдали от мины, он принялся пояснять странно бесцветным голосом:
— Мы имеем дело с боевой противотанковой миной. На занятиях говорилось: ее особенность в том, что она взрывается только под весом не меньше двух центнеров. Почему так? Чтобы по ней могла пройти пехота.
Гор спросил с опаской:
— На нее в самом деле можно наступить?
— Да.
— И она не взорвется?
Старшина позеленел.
— Да нет же! Поймите наконец! Я же сказал! На нее можно наступить! Вы что, не верите мне?
Руки Габора на секунду застыли, но тут же вновь заколдовали над запалом.
Гор бросил на Фаршанга строгий взгляд.
— Значит, точно?
— Что?
— Что она не взорвется под человеком.
Странная неуверенность вдруг овладела старшиной. Сказать, что это тысячу раз проверено? А если корпус лопнет? — непременно спросит Гор. И правда, свободно может лопнуть, он ведь из дерева. Почему бы ему не лопнуть? Тогда зачем говорить, что мина не взорвется? Ну да, в теории это так. Но это вовсе не значит, что… Эта мина в плохом состоянии. Ящик долго валялся на складе, рассохся, швы успели расшататься, собственно говоря, ее вообще бы не надо использовать, эту мину. Это же курам на смех — твердить, что она не взорвется.
Словами ему уже никого не убедить. Глаза из-под касок смотрели на него с упрямым недоверием.
Тогда он гаркнул:
— Головы прижать к земле! Товарищ лейтенант, разрешите?
Габор выпрямился, кивнул и вышел из круга. Фаршанг вошел в круг.
Откуда эта дурацкая дрожь во всем теле? И подгибаются колени, и струится по затылку пот.
Это страх!
Он не знал его вот уже тридцать лет. Говорят, человек начинает бояться снова только тогда, тогда…
