– Типично буржуазное презрение к низшим классам, – медленно произнес он. – Не все люди могут себе позволить ходить в школу днем.
– Тоже мне, люди… Вы не люди, вы враги человечества.
Темная ярость в ее глазах парадоксальным образом возбуждала его (а может, тут и нет никакого парадокса – учитывая, насколько узка полоса, разделяющая любовь и ненависть, объединяющая страсть и ярость), и он внезапно ощутил эрекцию. Чувствуя, что показать это – значит дать Диди преимущество, он повернулся к ней спиной и отошел в дальний конец комнаты. Оранжевые ящики, изображавшие собой книжные полки, клонились набок, как пьяные. Каминная полка также была завалена книгами, и под ней, в камине, в котором никогда не разводили огня, тоже громоздились книги. Эбби Хоффман, Джерри Рубин, Маркузе, Фанон, Кон-Бендит, Кливер – стандартный набор пророков и философов левого движения.
Сзади донесся голос Диди:
– Я больше не хочу тебя видеть.
Он ожидал этих слов и даже заранее угадал интонацию. Не оборачиваясь, он сказал:
– Я думаю, тебе пора сменить имя.
Он планировал вывести ее из равновесия неуместным ответом. Но, еще не закончив фразу, внезапно осознал ее двусмысленность и понял, что она поймет его слова превратно.
– Я не верю в брак, – сказала она. – А если бы и верила, то скорее спуталась бы не знаю с кем, чем вышла бы замуж за копа.
Он повернулся к ней и прислонился спиной к камину:
– Я вовсе не о браке. Я имел в виду твое имя. Диди – это чересчур кокетливо, легкомысленно для революционерки. У революционеров должны быть серьезные имена. Сталин – это же от слова «сталь». Ленин, Мао, Че – все это жесткие, диалектические имена.
– А как насчет Тито?
Он засмеялся.
– Один-ноль в твою пользу. Между прочим, я до сих пор не знаю твоего настоящего имени.
– Какая разница? – бросила она. Затем, пожав плечами, с вызовом сказала: – Допустим, Дорис. Ненавижу это имя.
Помимо своего имени, Диди ненавидела правительство, политиков, доминирование мужчин, войну, бедность, полицейских, а больше всего – своего отца, преуспевающего финансиста, который с детства носил ее на руках и был готов дать ей все: от отцовской любви до обучения в одном из университетов «Лиги плюща». Он почти – хотя и не до конца – сочувствовал даже ее нынешним взглядам, но теперь она, к его величайшему огорчению, принимала от него деньги лишь в случае крайней нужды. Тому тоже многое во взглядах Диди казалось не таким уж неправильным, но ее непоследовательность иногда раздражала его. Черт возьми, ненавидишь отца – так не бери у него денег, ненавидишь копов – так не спи с одним из них!
