- Так вот оно что! У меня просто гора с плеч упала, и это тут же отразилось на моей физиономии.
- Да-да, пока тебе ничего не грозит - пока. Но вопрос о том, что с тобой делать, остается открытым. Мы все надеялись, что ты пострижешься в монахи…
- Если в этом есть необходимость, я готов. - Да, так я и сказал. Я ведь пишу только правду. В ту минуту я, ради спасения жизни, готов был молиться хоть ослиным ушам. Но Евсевия на этом не настаивала. Она вдруг улыбнулась.
- Твоя тяга к знаниям представляется искренней, - сказала она. - Нам известно, с кем ты встречаешься, какие книги читаешь. Мало что может ускользнуть от глаз и ушей хранителя священной опочивальни.
- Тогда ему известно, что я хочу стать философом.
- Конечно, известно. И я верю, что император исполнит твое желание.
- За это я буду ему благодарен до конца дней и предан душой и телом. Ему незачем меня бояться… - восторженно лепетал я. Евсевия с усмешкой следила за мной, мои слова, казалось, ее развеселили. А когда я остановился перевести дух, она охладила мой пыл, сказав:
- Примерно то же самое говорил и Галл. - С этими словами она поднялась, давая понять, что беседа окончена.
- Я постараюсь устроить тебе аудиенцию у императора, только это будет непросто. Он очень застенчив, - сказала мне на прощание Евсевия. Услышав эти слова, я не поверил своим ушам, но она говорила правду. Констанций действительно боялся общения с людьми. Думаю, поэтому он и предпочитал евнухов: они все-таки не совсем мужчины.
Два дня спустя меня посетил хранитель священной опочивальни Јобственной персоной. С трудом верилось, что это очаровательное существо с прелестным голоском, чье лицо при улыбке украшают ямочки, изо дня в день требует в консистории моей казни. Его огромное тело заполнило собой почти всю маленькую комнатку, в которой меня содержали.
- Ах, как ты вырос, благороднейший Юлиан! Во всех отношениях. - Евсевий легонько дотронулся до моего лица. - А какая у тебя борода - прямо как у настоящего философа! Сам Марк Аврелий - и тот бы позавидовал! - На мгновение его жирный палец опустился, почти невесомо, на самый кончик моей бороды. Мы снова стояли друг напротив друга, растягивая лица в улыбках: я скрывал страх и волнение, он - хитрость и коварство.
- Нет нужды рассказывать, как я рад, что ты наконец прибыл ко двору. Мы все просто счастливы тебя видеть. Тебе надлежит жить здесь, среди родных. - Тут мое сердце ушло в пятки. Что бы это значило? Неужели меня оставляют жить при дворе, под надзором евнухов? Тогда лучше уж сразу умереть. - Мой тебе совет: когда тебя примет божественный Август, моли его оставить тебя при дворе. Ты ему очень нужен.
