Само собой, я ходил по кругу. Теперь я знал, где хранятся требовавшиеся мне вещи. Думаю, осознал я это еще раньше, но, вместо того чтобы остановиться, лишь пустился в более неистовые поиски, как если бы желал распотрошить содержимое всего дома. И когда я пойму, что ничего больше не остается, говорил я себе, то я поднимусь и вышибу эту проклятую запертую дверь.
Но я этого не сделал. После бесплодных многочасовых поисков я как-то скис и остыл. Теперь там, где прежде неистовствовали вихри страха и боли, оставался лишь дымок осмотрительности. Я стоял на лестничной площадке, распластав ладони на поверхности запертой двери, безмерно уставший физически и вымотанный в моральном отношении, и медленно оседал на колени — кончики пальцев при этом со скрипом тянулись по белой глянцевой краске.
Пустота, нерешительность и усталость, но — главное — осторожность: вот из чего состояла игра, в которую я оказался втянут. Вся штука, как выразилась доктор Рэндл, состояла в том, чтобы разобраться, на что я могу пойти, если хочу добиться какого-то прогресса, а на что мне идти ни при каких обстоятельствах не следует.
* * *
Оставшаяся часть утра ушла на уборку. К тому времени мною полностью овладело безразличие, наступающее после кризиса, и я замедленно передвигался по дому, скользя между комнатами, словно привидение на помочах, поднимая вещи, передвигая и выравнивая мебель.
Около полудня из прихожей донесся какой-то звук. Я выпрямился и застыл. Когда это произошло, я убирал в шкаф разбросанную одежду и, отправившись на разведку, прихватил с собой вниз пару рубашек, сам толком не осознавая, что они находятся у меня в руках. На дверном коврике лежал большой конверт. На нем черным фломастером были выведены мои имя и адрес.
Я вскрыл конверт и успел вобрать в себя две первых строки письма, прежде чем мой мозг начал соображать со своей обычной скоростью и я осознал, что не должен был этого читать, что меня просили не читать ничего подобного. Но было слишком поздно, мои глаза уже не могли оторваться от строчек, галопом скача к самому концу…
Письмо № 1
Эрик!
Что бы ни говорила тебе доктор Рэндл, я не вернусь. Никто никогда не возвращается. Все уходят навсегда, о чем я очень сожалею.
Это первое из писем, которые я написал, чтобы помочь тебе в твоей новой жизни — помочь тебе выжить. Ты будешь получать их регулярно. Иногда — ежедневно, и продлится это несколько месяцев. Процесс автоматизирован. Вскоре тебе будет прислан ключ от второй спальни. Ради собственного своего благополучия, пожалуйста, не пытайся попасть в эту комнату раньше.
