Когда его вышеупомянутые соратники препровождали его в особняк, то все шли к нему домой на обед, а сразу после него возвращались на улицу перед его домом, где и оставались, производя шум и скандалы, пока ему не было угодно выйти и пройтись вокруг города, проводя время и развлекаясь. И тогда его также сопровождал эскорт, пока он не уходил на ужин. Каждый из этих солдат имел в качестве заработка 4 фламандский грота в день, и эти траты оплачивались им очень правильно каждую неделю. Еще у него были в каждом городе и замке по всей Фландрии наемные сержанты и солдаты, слушавшиеся его приказов и служившие ему в качестве шпионов. Если он вдруг обнаруживали, что кто-то намеревается поднять восстание против него, то они давали ему об этом знать. Как только он узнавал, о том, что кто-то затевает что-то подобное в городе, так сразу он такого изгонял или убивал без промедления, и не было никого, кто бы занимал настолько большое положение, чтобы мог этого избежать. И благодаря столь рано предпринимаемым мерам предосторожности ему удавалось обезопасить себя. В то же время он изгнал из Фландрии всех могущественных рыцарей и оруженосцев и таких горожан из главных городов, про которых он узнал, что они хоть в малейшей степени благосклонны к графу. Он присвоил половину их доходов, отдав другую половину в качестве вдовьей доли их женам и на содержание их детей. Изгнанники, число которых было весьма значительно, большей частью обосновались в Сент-Омере и звались летунами. Сказать по правде, никогда не бывало во Фландрии или в любом другом графстве такого графа, герцога или принца, который имел бы столь полную власть, как Якоб ван Артевельде. Он собирал ренты, винные пошлины и прочие налоги, принадлежащие графу, хотя это и были законные доходы графа в той части графства Фландрия, в которой он мог проживать. Он также ввел чрезвычайные сборы, которыми пользовался и тратил сам, не отдавая никому в этом отчета. Когда он говорил, что нуждается в деньгах, то ему сразу верили. И хорошо было тому, кто верил, так как было рискованно ему возражать. А если он желал занять деньги у какого-нибудь горожанина, то не было никого, кто бы отважился ему отказать.
Английские послы, которые содержались с такой честью в Валансьенне, как вы о том только что слышали, подумали между собой, что добудут своему королю большую помощь и поддержку, чего он так жаждал получить, если смогут добиться содействия фламандцев, которые в это время находились в плохих отношениях с королем Франции и со своим сеньором графом. Они посовещались с графом Эно на этот счет, и тот сказал, что действительно, это будет самая большая помощь, какую они могут получить, но он не видит, каким образом они смогут это сделать, если предварительно не заручаться дружбой Якоба ван Артевельде. Послы ответили, что сделают все, что в их власти, чтобы ее добиться, и вскоре выехали из Валансьенна во Фландрию тремя различными дорогами. Одна их часть отправилась в Брюгге, другая в Ипр, но самая крупная - в Гент, где они тратили такие суммы денег, что казалось, золото и серебро просто улетают из их рук. Они искали дружбы у всех, обещая больше одним, льстя другим, везде, где полагали, что лучше добьются своих конечных целей. Однако, епископ Линкольнский и его товарищи исполнили свою роль в Генте так хорошо, что благодаря красивым речам и прочим способам, они заполучили дружбу Якоба ван Артевельде и пользовались большой популярностью в городе, особенно у одного проживавшего в Генте старого рыцаря, которого там очень любили. Его звали монсеньор ле Куртизьен (Courtisien)
