Через Фонтанку - мимо арок с цепями.
На Разъезжей они вышли. Июль, после полудня. У Пяти Углов вяло жужжала убогая жизнь.
- Вот увидишь, - сказала она.
Бабушка и Мамонов смотрели на телефон, который стоял на холодильнике финской фирмы "Розенлев". Они не успели перевести дыхание, как пошли звонки.
- Это вам, - указал Мамонов.
Инеc замотала головой. Мамонов снял трубку, приблизил ухо и отдал:
- Вам. Москва...
Она взяла, отвернулась. Когда она заговорила не по-русски, Мамонов взглянул. Только сейчас он поверил, что она не советская, и в глазах его Александр прочел сострадание: "Так-то, брат..." Он был из Мурома неиспорченный человек. Когда-то мастер по слалому. Реакцию он еще не потерял, поймав трубку, которую Инеc положила мимо холодильника.
- Висенте...
- Кто?
- Отец. Он в Москву прилетел.
Александр оглянулся на бабушку, которая, не слыша ничего, сидела посреди кухни, эпически сложив руки.
- Откуда он узнал, где ты?
Инеc не ответила. Она закрылась в отведенной ей шамбр де бонн. Он толкнулся следом, но был остановлен Мамоновым:
- Тут вот... На билеты вам.
Александр взял деньги и поднял глаза.
- Я тебя засветил.
- Ничего...
- О том, где мы, не знал никто. Понимаешь?
- Понимаю. Зря хлеб не едят...
Бабушка вышла на лестницу и перекрестила обоих - через пролет. При расставаниях она не обнаруживала слез - в отличие от внука-невротика.
Мамонов проводил до вокзала.
- Все это, конечно, выше моего понимания, но вы вот что, ребята... Он пошел за вагоном. - Вы держитесь. - И догнал, чтобы крикнуть: - Вдруг, понимаешь, судьба?
Прослезился, пропал.
Они остались в тамбуре. Питер в то лето был завален индийскими сигаретами, очень едкими, и они их докуривали. Она не уедет, говорила Инеc. А если придется, то следующим летом вернется. На машине приедет. В Париже багажник набьет сигаретами - капорал. Les blondes. И мы все повторим. Петербург...
Он курил и кивал. Он не верил. Ни во что. Только в то, что сейчас. Он лишь на чудо надеялся. Вдруг сгорела Москва?
Но Москва не сгорела.
- На Арбат.
- Куда именно?
- Я покажу...
Когда приехали, она вырвала руку и открыла дверцу на проезжую часть. "Вот увидишь!.." Не оглядываясь, пересекла улицу, скользнула меж черных "Чаек", поднялась по ступеням и исчезла в турникете. Вывески никакой.
Таксист повернулся.
- Здесь я стоять не могу.
- А что здесь?
- Не видишь? Логово ихнее.
- Сигареты, - сказал Александр, - у вас не найдется?
- И без этого гарью месяц дышали. Не курю и тебе не советую. Дальше куда?
