Купальник на Инеc был в обтяжку. Что вызвало в памяти картинку из "Детской энциклопе-дии":
- Ты мне напоминаешь "Девочку на шаре".
- Все советские мне это говорят и думают, что комплимент. Но, во-первых, Пикассо я не люблю...
- Почему?
- Даже не знаю, что отталкивает, творчество или человек. Но у него много общего с отцом. Кроме своего брадобрея, он только с отцом встречается. Даже свою картину ему подарил. Валялась у нас, пока отец ее не отдал.
- Отдал? Это же миллионы?
Взгляд презрения не удержал его от расспросов:
- Куда, в музей?
- В фонд будущего Испании, - сказала она туманно...
- А Дали?
Этот предлагал построить вдоль дороги к Мадриду сплошной памятник из костей коммунистов. В моей семье имя лучше не произносить. Но мне ближе Дали. Не знаю, почему. Может быть, потому что однолюб. А знаешь, что он женат на русской?
Их накрыла тень. Александр успел перекатиться от смявших полотенце пяток. Крутозадая бетонщица, уводимая в лесок парнями, оглянулась:
- А говорят, мужики на кости не кидаются.
Но в почву не втоптали.
И за то спасибо.
По пути обратно она вскрикнула в тоннеле через насыпь. Он зажал ей уши. Они стояли, пережидая гром электрички. Открыв глаза, она спросила:
- А ты бы мог во Франции?
- Что?
- Жить. Писать?
- Не знаю. Не могу себе представить.
Она нарисовала:
Какой-нибудь бидонвилль "Голуазы" без фильтра и вино.
- Французское, надеюсь?
- Но из пластмассовых бутылей. Такое солнце, как сейчас. И взгляд отчаяния.
- Отчаяния?
- А ностальгия? Все эмигранты впадают, но, говорят, что русские особенно...
Они перешли рязмякшее шоссе, обогнули заборы уцелевших вдоль дороги изб и в зоне тишины стали подниматься через пустырь.
Меж ног Инеc сверкнуло солнце. Окна и двери в спальне и гостиной были распахнуты, но вместо сквозняка квартиру пробивал луч - гигантский, как в войне миров.
- Ты хочешь надеть это платье?
То, что прислала ей мать из Парижа, было не только мини, но и просвечивало от и до - откуда, из-под самой перемычки слипов, не сразу сходящиеся бедра пропускали треугольничек солнца, который резал, как алмаз.
- А что?
- Ничего, - ответил Александр, выступая в крестный путь отсюда к центру Москвы, которая даже в африканский зной отстаивала свой пуританизм. В образцовом городе коммунизма в постоянной готовности добровольная полиция нравов - из климактеричек сталинского закала и предположительно православных их матерей, ну абсолютно озверелых бабок. Инеc демонстриро-вала полную невозмутимость, он же от бессилия перед вербальной агрессией в автобусе, в подземных переходах, в вагоне метро, на эскалаторе, на остановке и в трамвае совершенно изнемог.
