Энгельберг наконец вышел из оцепенения и сказал:
— Я ничего не понимаю. Я не понимаю, ни как этот человек сюда проник, ни как и почему он умер.
Оба молодца задумчиво качали головами. Коренастые и мускулистые, они казались маленькими рядом с профессором. Они выглядели очень смешно: поверх полосатой пижамы была надета кобура, а в руках держали автоматы.
— У него были документы? — спросил профессор.
— Нет, — ответил телохранитель постарше, которому на вид было около тридцати. — Никаких документов.
— Нужно немедленно позвонить в полицию, — распорядился профессор.
Телохранители в недоумении переглянулись. Энгельберг, прочитав их мысли, сказал:
— Я знаю, у нас будет масса неприятностей. Полицейские станут рыскать повсюду. Может быть, организаторы этого дела именно того и добиваются.
Он взглянул на труп.
— Однако делать нечего. У тебя есть предложение, Эрин?
— По — моему, — отозвался тот, что помоложе, — нужно просто убрать его за пределы участка. Пусть полиция сама разбирается.
Энгельберг покачал головой.
— В таком случае у нас будут очень крупные неприятности.
Аргумент профессора, казалось, не очень убедил Эрина. Повернувшись к своему товарищу, он добавил:
— Карл кое — что нашел в кармане…
Карл вынул из кармана пижамы клочок свернутой бумаги. Это был грязный обрывок страницы записной книжки, долгое время пролежавшей в кармане. На нем можно было еще прочесть ряд чисел.
Энгельберг стал читать их вслух и внезапно остановился.
Парни не спускали с него глаз. Наступила полная тишина, среди которой слышался лишь шелест листьев на ветвях огромного дуба, раскачиваемых ветром.
Все еще держа клочок бумаги в руке, профессор вымолвил:
— Ни слова об этом полиции.
Оба телохранителя вытянулись перед профессором, как солдаты перед генералом.
— Слушаемся, герр профессор, — сказал Карл, в голосе которого слышались почтение и испуг.
Расположившись напротив профессора Энгельберга, восседавшего за огромным министерским бюро, комиссар Зайдер чувствовал себя в положении ученика, плавающего перед своим экзаменатором. Это был иной мир. Весь облик Зайдера — рыжие волосы, помятый костюм, большие волосатые руки — говорил о его скромном происхождении. С его лица не сходила скептическая ухмылка, как бы означавшая: «Я не верю вашим басням. Вы теряете время».
Он не знал, какую лучше применить тактику по отношению к профессору. Комиссар начал с традиционных методов, которые ничего не дали. Профессор обращался с ним с подчеркнутой учтивостью, что еще больше озадачивало комиссара. Он понимал, что в этом проявлялось всего лишь типичное для каждого немца уважение к любому представителю власти.
