— Вы, наверное, сейчас очень злитесь на своего отца? — тихо спросила Анна.
На его лице не дрогнул ни один мускул, он только еще сильнее стиснул челюсти.
Злился — это не то слово. У него словно выбили почву из-под ног. И случилось это в ту секунду, как она открыла дверь.
Анна вновь взяла бокал и допила остатки вина. Он все еще не промолвил ни слова в ответ, только неотрывно смотрел на нее своими глубоко посаженными колючими глазами. Ей стало не по себе. Нет, не так. Ей было неуютно уже довольно давно, вот она и села на табурет, нервно покачивая ногой.
— Вы, наверное, и на меня злитесь? — нарушила молчание Анна.
— Ну а вам как кажется? — едко усмехнулся он. — Ведь отец был женат, а вы даже не любили его.
Анна пожалела о том, что начала эту интригу. Зачем она не сказала правду с самого начала!
Но теперь уже поздно. Теперь на карту поставлено не только спокойствие матери. У нее есть возможность заполучить для матери Тихую заводь, а уж это-то мама заслужила столькими годами самоотречения. Жить ей здесь, может, и не придется, слишком много боли связано с этим местом. Ну так она может продать поместье и обеспечить себе спокойную старость. Запоздавшее вознаграждение за оказанные услуги. Плата за моральные издержки, если можно так выразиться.
И если в плане Анны и была немалая доля личной мести, она этого отрицать не станет. В то же время неловко как-то: она выглядит алчной хищницей. Ведь ее мама никогда такой не была! Поэтому эта роль Анне никак не подходит!
— Вы ошибаетесь, — спокойно сказала она. — Я очень любила Оливера.
Анна сама себе удивлялась: как убедительно она это произнесла! Но, с другой стороны, сколько раз она слышала эти слова от матери! За долгие-то двадцать лет! Анна не могла видеть себя со стороны, но надеялась, что выражение глаз у нее получилось такое же мечтательное, как у матери.
Марк был поражен, с какой искренностью она произнесла эти слова, каким теплым светом наполнились ее большие серо-голубые глаза. Была ли она откровенна? Разумеется, сыграть такое невозможно!
— И вы надеетесь, что я вам поверю? — покачал он головой.
Она гневно сверкнула глазами.
— Не надеюсь. Но вы хотели услышать правду, а это правда.
— Раз вы так говорите… — пожал он плечами. — А когда вы познакомились?
Она, казалось, задумалась.
— Я… Мне тогда было двадцать два года, — неуверенно призналась она наконец.
Господи помилуй, всего двадцать два! А его отцу сколько было? Пятьдесят? Отвратительно.
