— Ты вот что, Василь Егорыч. Это, у нас комиссия будет, сам Ерсаков. Помнишь ты Ерсакова?
— Чего мне помнить? — ответил Егорыч, продолжая писать. — Откуда мне знать?
— Да в прошлом году! — рассердился директор. — Шуба у него такая. Ты сам говорил, в этой шубе будет хороший портрет.
— Не помню, — сказал Егорыч.
— Суть не в том, — вступил в объяснения Наполеон. — Товарищ Ерсаков действительно важная персона. От него будет зависеть мнение. Между прочим, он большой любитель картин.
— Опять? — воскликнул Егорыч.
— Да ты того, не петушись, — сказал директор, — в бутылку не лезь. Тогда мы тебе заплатили? Премию дали?
— Некогда мне сейчас, — заявил Егорыч.
— А это? — директор ткнул в «Корабль дураков». — На это есть твоё время?
— Мировой багаж, — ответил Егорыч.
— Багаж… — пробормотал директор и снова уставился на творение Егорыча.
— Нет, что это такое! — воскликнул он. — Ты чего малюешь?
— «Корабль дураков», — ответил Егорыч.
— «Корабль дураков»? — Молчанье. Директор посмотрел на завуча, тот на директора.
— Хм, — произнёс директор.
Молчанье.
— Между прочим, — осторожно произнёс Наполеон, — вот эта ведьма мне кого-то напоминает.
— Это не ведьма, — буркнул Егорыч, — это монахиня. А напротив монах.
Молчанье. А потом уж совсем осторожный голос заведующего учебной частью:
— По-моему, это учительница химии Анна Григорьевна Рак…
Сказанное было настолько ошеломляющим, что я тоже уставился на картину. Нет, в самом деле…
— Хм… — произнёс директор. И после некоторого молчания: — А там вон сзади, руку поднял. Это кто?
Впору было протереть глаза. Разглагольствующий на заднем плане болтун слегка походил на… Рагулькина. Егорыч продолжал невозмутимо работать.
— Это копия, — сказал я осторожно. — С картины голландского художника.
Я сунул визитёрам альбом, раскрытый перед Егорычем. Это была компактная серия «Дельфин», предназначенная для общего знакомства. Репродукции недурны, но очень мелки. Уличить Егорыча в «подлоге» было не так легко. Сам же он пользовался лупой.
— Ничего не понимаю. — Директор повертел в руках книжку.
— Зачем делать копию с иностранцев, когда есть русские и советские живописцы? — ледяным тоном вопросил Наполеон. — Откуда взялся этот альбом?
Я вздохнул.
— Альбом принёс я.
— Вы? — Наполеон воззрился на меня с изумлением. — Зачем?
— Мне нравится этот художник.
— Как вам может нравиться такая галиматья?
— Извините, я другого мнения.
— Может, вы и в классе будете показывать эти картинки?
— Это не входит в программу.
