…В автомобиле она протянула руку и коснулась его виска.
— У вас болит голова.
— Вы ошибаетесь, фрау фон Бюлов.
— Вы не умеете лгать, я уже говорила вам. Повернитесь. Я попробую… иногда это помогает.
…Он повернулся, как было сказано, и закрыл глаза. Она положила ладонь ему на затылок, надавила мягко, но настойчиво.
— Не зажимайтесь так, наклонитесь ниже.
Откуда-то из самых глубин давно забытого детства — неизвестно чья ладонь гладит его по голове.
У нее были мягкие теплые руки.
…Вышли из машины. Он хотел повернуться и уйти.
— Останьтесь, — сказала она.
Он остался.
— Пауль.
Ее пальцы скользят, чуть касаясь, по влажной коже. Ее волосы щекочут подбородок. От ее дыхания шевелятся волоски на груди.
Бежать. Что он делает здесь…
— Пауль, — повторяет она и распластывает ладонь. В районе солнечного сплетения начинает жечь, мышцы непроизвольно подбираются.
Бежать сломя голову.
Что же он медлит?
— Я изменила мужу, — говорит она со странным смешком. — А вы, Пауль, никому не изменили. Вы же не женаты.
При чем тут — женат, не женат…
— Только не говорите мне, что вот это, — и ласкающее движение горячей ладошкой, по кругу, сперва выше, потом левее, потом ниже, — что вот это — измена родине.
Какая измена родине… родине он изменил давно и безнадежно — в помыслах. И при первой же возможности изменит и на деле — со всей эффективностью, какой сумеет достичь. А действовать эффективно — это его конек, его главное умение, будь он иным — он даже, возможно, счел бы это талантом. Конечно, ей незачем об этом знать. Соучастие в супружеской измене — на фоне планов свержения существующего строя вплоть до цареубийства, если понадобится, — такая малость, что и говорить не о чем. Не в этом дело.
Просто он обнаружил у себя слабость, за которую его при желании кто-нибудь — можно примерно предположить, кто, хотя конкретных имен и должностей он пока не знает наверняка, — так вот, этот кто-нибудь потянет… и вытянет турнепс за хвост. Оказывается, меня можно подловить вот на этом. На том, что было вчера.
Следует принять все меры, чтобы этого больше никогда не случилось снова.
А сейчас бежать и поздно, и бессмысленно, и даже опасно.
И не хочется.
Поэтому… будем продолжать.
Он поворачивается к ней, закрывает глаза и ощупью ищет ее губы.
Двадцать пять лет зрячий, он до сих пор острее ощущает — вслепую.
Он не спросил — зачем он ей нужен. Она сама сказала.
— Я на мгновение потеряла голову. Вдруг… и вы. И… и я не устояла.
Он не понял, но уточнять не хотелось.
