Милая Ю разливала сакэ по чашкам. Из-за пояса у нее выглядывал новый красный веер.
— Я так благодарна вам и господину А, — сказала она тихонько, наклонясь к самому моему уху. — Вы сделали для нас такое, такое…
— Ну что вы, — я улыбнулся и с трудом удержался, чтобы не дернуть ухом, щекотно же. — Если из-за всякой ерунды люди будут резать себе животы, в наш-то просвещенный век…
— Кстати о просвещенном веке, — господин N говорил, придерживая на всякий случай подбородок, — хотел спросить: зачем в наш просвещенный век делать маски из… — голос его дрогнул. — Есть же этот, как его — гуммиарабик?
— Ах, разве сравнится жалкая резина с настоящим материалом, — мечтательно произнес господин А. — Только из настоящего материала выходит истинная личина, способная улыбаться, моргать, плакать и потеть, как собственная кожа… Они ведь даже краснеют и бледнеют от сильных чувств, представляете, господин N? Вы не отличите человека в такой маске от человека с настоящим лицом. Правда же, И?
— Истинная правда, — подтвердил я.
— Неужели? — удивилась девушка.
— Конечно, — кивнул я. — Уверяю вас, милая Ю, мой братишка У на самом деле выглядит совсем иначе, чем вы видели. Его собственный облик тоже очень приятен глазу, но без маски его бы слишком быстро разыскала тетушка, вот он и…
И мы с господином А украдкой взглянули друг на друга. Не стоит развивать тему. Незачем этим милым людям задумываться, так ли выглядим мы сами, как им кажется.
Но, разумеется, они ничего не заподозрили.
Девушка снова наклонила бутылочку над моей чашкой.
— Я уж думала — конец всему, бедный папа… — вздохнула она. — И если бы не вы…
— Вот еще, — я засмеялся. — В такой день — и конец всему? Да ни за что.
— А что сегодня за день? — поинтересовался господин N, проверяя наличие бородавки на щеке.
— Не могу сказать точно, — благодушно отозвался господин А. — Просто сегодня с самого утра слова так много значат…
Я посмотрел на Ю и залюбовался.
— Красавица, — сказал я.
И она действительно стала красавицей.
