Взяв ковригу хлеба и соли в льняном мешочке,
сколько чёрствых крох ты оставил
в вагонах спальных?
А теперь на праздник ты сыну везёшь и дочке
в золотом ларце скорлупу от яиц пасхальных.
Голубь клюв зарыл в оперенье своей голубки
и воркует, стонет на птичьей своей латыни,
им бы тоже, бедным,
склевать по одной скорлупке,
да лихая жизнь приучила беречь святыни.
И земля куда-то под вальс уплывает венский,
голубям шальным не видать твоего подарка –
пусть клюют по крупке
слежавшийся снег крещенский
из чужой руки у собора Святого Марка.
* * *
Есть на свете старики и дети –
перед Богом и собой честны.
Крепко спят они и на рассвете
видят удивительные сны.
Там, обнявшись, клавесин и флейта
музыки рождают благодать –
и психолог из команды Фрейда
эти сны не в силах разгадать.
Вот они плывут на остров Патмос
косяками разноцветных рыб.
Но при чём здесь Эрос иль Танатос
иль убитый горем царь Эдип?
* * *
В объятьях дня хрустального
плыву среди свечения
в ладье вагона спального
до места назначения.
Но всё, в чём глаз купается,
не ловится на удочку –
лишь яблочко катается
по маленькому блюдечку.
И возникают синие
с каким-то странным норовом
таинственные линии
на блюдечке фарфоровом.
И линии сплетаются,
и яблочко катается,
и ангел в платье шёлковом
за удочку хватается:
он сквозь завесу зыбкую
увидел из окна,
как золотою рыбкою
в ночи плывёт луна.
* * *
Кто ты – борец, провидец,
служащий за гроши,
или же очевидец
смерти своей души?
Гаснет свечи огарок,
и на исходе дня
бережно, без помарок
пишут стихи меня.
Что ж мы ломаем копья,
если опять зимой
снежные хлынут хлопья
в город забытый мой?
* * *
Скажи мне, милый, что перрон
карболкою пропах,
что в чёрном кружеве ворон,
сидящих на ветвях,
и в чёрном бархате небес,
и в шёлковой пыли
ты угадал удельный вес
огня, воды, земли;
что сёстры Лия и Рахиль
и их отец Лаван
в пространстве четырёх стихий
уже явились нам,
и нужно только молвить: вот
в круженье белых мух
который год, который год
пасёт овец пастух…
* * *
В пальцах гончара крошится глина,
и замёрзла в студенце вода.
Мир прекрасный, как перо павлина,
не возникнет больше никогда.
Звёзды ночью украшают небо,
как глазки павлиньего хвоста…
Кто же скажет, что важнее хлеба
в этом мире стала красота?
Тихо пляшут мелкие стрекозы,
светляки в траве – как угольки.
и похожи на зачатки прозы
среди волн снующие мальки.
Так их много, что попытка снова
создавать какой-то сложный текст
нас приводит к униженью слова,
