Литературная Газета 6337 (№ 33 2011) | страница 56



смотрят сны они ночь напролёт,

видят скатерть во сне самобраную

и волшебный ковёр-самолёт.

Что же, сказки мы сделали былями –

и глядим с неприкрытой тоской

на корабль с неподвижными крыльями,

отражённый в пучине морской.

3. ЛЕВИАФАН

Там, в пучине морской, неизведанной

(с чем согласны пророк и профан),

обитает Создателю преданный

неприрученный Левиафан.

Раздвигает он воду солёную,

заставляет пучину кипеть…

Он железо считает соломою,

сокрушает, как дерево, медь.

Примирённому с Богом, счастливому,

омочившему пальцы в вине,

он зачем-то является Иову

и жене его ночью, во сне.

4. ОТРАЖЕНИЕ В РЕКЕ

На снегу вороны, как надгробья,

воробей – как маленький авгур,

и повсюду – странные подобья,

знаки человеческих фигур.

Ветер после нескольких попыток

уничтожить на снегу следы

развернёт горизонтальный свиток –

плоский символ неба и воды.

А поэт с большой трубой подзорной,

с колонковой кисточкой в руке

будет славить странный, иллюзорный

мир, изобразившийся в реке.

5. ИЕРОГЛИФЫ

На поверхности земли –

звери, люди, корабли,

арестанты, баи, геи,

вазы, стразы, скарабеи,

боги, демоны, цари,

троны их и алтари.

На поверхности бумаги –

пирамиды, саркофаги,

колесо, гончарный круг,

ибис, цапля и бамбук.

Будем делать шаг за шагом:

зыбь становится зигзагом,

небо – коршуном, а Нил –

богом крови и чернил.

Кто, за что и кем наказан?

Кто спасён, а кто погиб?

Смотрит мальчик длинным глазом

на плывущих в речке рыб.

Он, зовущий Музу в гости,

от тоски на волоске,

чертит молча рыбьей костью

иероглиф на песке.

6. ШМЕЛЬ, СТРЕКОЗА, РЕПЕЙНИК И РЫБА

Подчиняясь высшим интересам,

мелкий шмель гудит, как пылесос,

мельтешат над речкою и лесом

стаи металлических стрекоз.

Спит репейник, как цыганский табор,

завершивший летнее турне.

и, попав в двойную сеть метафор,

рыба говорит «прощай» волне.

Это искус, морок, наважденье,

По былому миру лития,

Или же зачатье и рожденье

логосов двойного бытия?

7. КУЗНЕЧИК

  о. Игорю Цветкову

Близка мне исландская сага,

где скальд воспевает осот,

где пастырь на склоне оврага

словесное стадо пасёт,

где в зарослях диких растений

под сенью искусств и наук

таится непризнанный гений,

творец паутины – паук.

Блажен, кто в страданиях весел,

кто знает таинственный путь,

но трижды блажен, кто повесил

кузнечику арфу на грудь.

* * *

Никому не клялся, не лгал, не давал зарока,

по земле ходил, как печальный монах-расстрига…

В виде речки мелкой текла по земле дорога,

и шальные птицы без нот исполняли Грига.