Лицо юного Конде светилось вдохновением.
— Правда, эти солдаты были великолепны? — спросил он Генриха. — Так и рвутся в битву. Ты сомневаешься, что они добьются победы?
Настроение Генриха изменилось быстрее. Он поклялся отдать жизнь и честь делу гугенотов, но оно его мало заботило. В глубине души принц Беарнский сознавал, что гугенот он по воспитанию, но с таким же успехом он мог быть и католиком. Под влиянием минуты он пообещал никогда не оставлять их, но помнил, что уверял и Флеретту в вечной верности, а сам уже подыскивал другую женщину.
— Обратил ты внимание, Конде, — спросил он, — что повлияло на них?
— Любовь к делу, истине, чести.
— Нет, — возразил Генрих, — на них повлияли слова. А что такое слова?
— Не понимаю тебя, кузен.
— Ничего удивительного, — последовал ответ, — иногда я и сам себя не понимаю.
В течение следующих двух лет Генрих стал постигать себя. Он был хорошим воином, но больше тянулся к любовным приключениям, чем к войне. Не мог смотреть на жизнь так упрощенно, как его мать и люди вроде Колиньи. Они видели четкую границу между добром и злом, а ему это не удавалось. Первые дни пребывания в Ла-Рошели он спорил: «Но давайте взглянем на этот вопрос и с другой стороны». Пошли разговоры, что он ненадежный, колеблющийся. Внушить людям, что вопросы могут быть многогранными, было нелегко, и по врожденной лености натуры он отмалчивался. Зачастую поддакивал: «Да-да, конечно!» — и потом поступками опровергал свои слова.
Он был смелым. Этого никто не мог отрицать. В лицо смерти он смотрел с такой же готовностью, как любой из гугенотов; но делал это равнодушно, пожимая плечами. И никогда не строил из себя героя.
«Если мой час пробил, так тому и быть», — говорил Генрих. Он считался главнокомандующим армии, но командовали ею Колиньи и Андело.
Генрих смеялся над своим положением, принимал его и понимал, что он — принц Беарнский, поэтому и именуется главнокомандующим армии. И был рад отдать настоящее руководство в руки опытных воинов, таких, как Колиньи и Андело. Никто лучше его не сознавал, что вождем его называют только по титулу принца. Что гугенот он только благодаря матери. Зачем доказывать обратное? Есть много более приятных занятий.
Женщины в Ла-Рошели были податливыми, и никто из молодых людей не пользовался в городе такой известностью, как принц Беарнский.
После встречи Жанны с войсками, ее представления солдатам двух юных вождей гугенотам улыбнулась военная удача. То, что она объяснялась медлительностью и несогласованностью в действиях католиков, не имело значения; в сердца людей вселилась надежда и укрепилась рядом побед. К армии присоединились немецкие наемники; под знаменем гугенотов их сражалось двадцать пять тысяч. У противостоящего им герцога Анжуйского была тридцатитысячная армия. Однако гугеноты, веря в опытность Колиньи и Андело, юношескую отвагу Генриха Наваррского и Конде, считали себя непобедимыми. И военное счастье какое-то время не покидало их.
