Аквилу подозвал свистом Тормод: он стоял расставив ноги, гордый своим участием в набегах. Аквила продолжал стоять как вкопанный, точно не слышал этого зова. Однако бунтовать было бессмысленно. К тому же его замутило от одной мысли, что ручищи варваров схватят его, поволокут по гальке и бросят, как копну овса, к ногам золотоволосого, розовокожего юнца, который считал его своей собственностью, наподобие собаки.
Он стиснул зубы, вздернул голову и зашагал к берегу, стараясь не качнуться на шевелящейся под ногами гальке. Он остановился перед Тормодом, голый, если не считать узкой набедренной повязки, и тем не менее римлянин с головы до ног, высокомерный римлянин в руках варваров.
Рядом с Тормодом стоял, опершись на посох, очень высокий старик — согбенный гигант с ослепительно белыми, как лебединые перья, волосами и бородой, с голубыми льдинками глаз, прячущихся в глубоких морщинистых веках.
— Вот он, смотри, — сказал мальчик. — Я дарю его тебе, мой дед Бруни. Я привез его для тебя из-за этой вот штуки у него на плече.
— Очень любопытно. — Старик протянул огромную исхудалую руку и с видимым удовольствием провел пальцем по синим линиям татуировки. Аквила не шелохнулся. — Что ж, я всегда считал дельфина зверем, приносящим удачу. — Яркие, полуприкрытые глаза внимательно оглядели Аквилу. — Он был ранен. Метка на виске от твоего меча, внук?
Тормод опять вспыхнул до корней волос, как это уже случилось однажды на глазах у Аквилы.
— Нет, — ответил он неохотно. — Это чужая метка. Я его нашел, он был привязан к дереву недалеко от дома, дом сожгли другие, они пришли до нас. Но я, как увидел знак у него на плече, сразу решил, что его нарочно оставили тут, чтобы я мог привезти тебе подарок.
— Так. — Старик кивнул. — Хорошо иметь преданного внука. Но все же, когда я молодой ходил морскими тропами, мы сами добывали пленных и добычу, а не брали то, что бросили другие.
— Разве я виноват, что кто-то пришел вперед меня? — Юный Тормод протестующе дернул головой. — Пришел бы раньше я, так я бы и схватил его. Да я бы его голыми руками взял, если на то пошло.
Бруни перевел глаза с рассерженного внука на пленника, стоявшего перед ним в резком свете ветреного заката. От старика не укрылись угрюмый вид и упрямо сжатые губы римлянина. Аквила ответил ему взглядом в упор. И в глазах, прячущихся в складках кожи, блеснула суровая жесткая насмешка.
— Голыми руками? Сомневаюсь. Но могу себе представить, что ты сдуру и впрямь мог бы сунуться… Ладно, я благодарю тебя за дельфина. Он будет моим рабом вместо Гунды, того, которого убил прошлой зимой медведь.
