— Сидишь, бессовестная, милостыню клянчишь! — задребезжал над душой старческий голос, и тут же последовал болезненный тычок костылем в спину. — Шла бы лучше работать, молодая ведь, здоровая, — еще один тычок, — и не стыдно, средь бела дня-то! — опять тычок. — Молодь беспардонная, пьют, курят, колются, ноги перед каждым встречным раскидывают, а совести, совести-то…
Вспышка дикой ярости вздернула меня на ноги:
— Пошла ты вон, карга старая!!!
— Да она же слепая! — ахнул кто-то из прохожих.
Высоко над головой родился вдруг густой тягучий звук церковного колокола…
Служба давно закончилась, а я продолжала стоять неподвижно, впитывая неожиданно обострившимся слухом слабое потрескивание свечей перед иконами. Бог милостив, говорил батюшка. И хорошо же говорил, спокойно так, доброжелательно, Новый Завет цитировал… Из всей беседы пара фраз врезалась в память особенно четко: "просите, и дано будет вам… ибо каждый просящий получает…" Господи! Может, и впрямь я грешница страшная, раз уж Ты послал мне такое наказание. Тебе виднее. Но если Сын Твой грехи прощал и слепых исцелял одним лишь словом, то уж Тебе-то оно и подавно нетрудно. Прости мне все грехи, даже те, которых я не знаю или не помню! Дай мне прозреть, Господи! Пожалуйста! А я… я… Хочешь, Тебе служить буду? И обет какой-нибудь дам? Как там в Средневековье люди поступали… не мыться, волос не стричь, молчать годами, еще что-то такое… Хочешь, Господи, я молчать буду? До конца своей жизни! Дай только прозреть, Господи…
Я долго так стояла, даже ноги устали. Ответа не было. Да и кому в наше время Бог отвечал самолично? Ерунда это все, опиум для народа, и ничего больше. Я повернулась, осторожно пробралась к выходу, спустилась по крутой лестнице…
Что-то происходило. Тьма перед глазами осталась прежней. Что и говорить, надеяться на исцеление от неизлечимой травмы в церкви мог лишь наивный глупец. Не верила я в подобные чудеса, не было во мне того фанатизма, который на заре христианства позволял истинно верующим в воде не тонуть и в огне не сгорать. Но что-то определенно вокруг происходило.
Линии. Толстые, тонкие, блестящие, тусклые. Неяркая, причудливая схема сумасшедшего чертежника. И все это живет, дышит, движется. Пустой провал в странной схеме, больно смотреть, там, вот прямо сейчас… …Визг тормозов, глухой удар, пронзительные крики, через время — вой сирен, свистки…
— Эй! Девушка! Вам что, плохо?
— Молчит…
— В шоке, наверное…
Но я рта открыть не смею совсем по другой причине.
