Откровение после смерти
Внемлите мне, о люди!
Взывающему к вам из преддверия ада,
Поверить в такое трудно,
Но все-таки — надо!
Знайте, что Бог страшнее всех чудовищ,
Ибо он — клянусь своей могилой вам —
Бездушный компьютер всего лишь,
К тому же неверно запрограммирован!
— Неплохо, — раздался голос из темноты. В небольшой круг света рядом с его стулом шагнул Абнер. — Только не убеждай меня, что Поэт-Первопроходец терзается сомнениями по поводу смысла жизни.
— Пожалуйста, мое имя Марио.
Поэт-Первопроходец. Таким было имя, которым охарактеризовал Марио «Лайф», опубликовав первую подборку его стихов, заслужившую одобрение критики. Он и сам признавал, что все это выглядит в высшей степени странным: первопроходец космоса, завербованный на три года в спецподразделение для освоения вновь открытых миров, — и надо же, занимается поэзией на неведомой планете в некой, никому не известной звездной системе. И все же — Поэт-Первопроходец?..
— Слышал о твоей стычке с Маршаллом.
— Это была не стычка.
— Судя по тому, что мне рассказали, именно стычка. Так что же тебя в нем раздражает или беспокоит, Map?
— Он не понимает сути вещей.
— Как и все мы.
— Достаточно сказать, что он мог бы послужить зеркалом, в котором я вижу самого себя. И это отражение не из приятных.
Они посидели молча.
— Ты что, так и собираешься просидеть всю ночь?
— Нет, Врач-Первопроходец, не собираюсь.
— Драконы возвестят о своем появлении в ближайшие шесть часов, — ухмыльнулся Абнер. — Тебе не мешало бы отдохнуть.
Дэнти сложил свои поэмы, встал, выключил фонарик и ответил:
— Пожалуй, но давай сначала хотя бы минуту полюбуемся на океан, согласен?
Ее волосы проросли змеями, шипевшими и обнажавшими клыки.
Его рука горела в том месте, где в нее впились острые зубы и где теперь сочилась по каплям кровь.
Она медленно обернулась — ее лицо было одновременно прекрасным и внушало ужас. И глаза тоже.
И его мышцы так же медленно, но верно стали превращаться в гранит.
— Нет! — воскликнул он. — Думаю, что только-только начинаю прозревать, чтобы…
Его волосы стали едва различимыми прожилками камня. Каждая клеточка лица застыла навек в частицу того, что никогда не сможет умереть — и лишь подвержено эрозии под воздействием дождя и ветра.
И наконец его глаза, пристально глядевшие в ее, заволоклись пеленой и тоже превратились в камень.
Он проснулся от криков, раздавшихся в ушах.
Но перед тем, как открыть глаза, он успел увидеть ее, прикованную к колеснице; Она кривила рот в агонии.
