Марио Дэнти казалось, что все океаны во всех мирах одинаковы. В них зародилась жизнь, и она должна туда вернуться, и люди в том числе, как это уже делают лемминги, время от времени устремляясь в его воды. В некоторые ночи он подходил к самой кромке прибоя и вглядывался в волны, надеясь разглядеть в них очертания некоего лица…
Прямо над горизонтом плыли луны-двойняшки, отраженный ими свет дорожками протянулся вдоль всего океана, венчая белые гребни барашков золотом, делая их похожими на короны.
«Беда Маршалла, — думал Дэнти, — в том, что он лишен воображения. Судит обо всем только по внешнему виду, полагаясь только на зрение, слух, ну и иногда на запах, если вещь нельзя пощупать». Сейчас, оставшись наедине с собой, он понял, что Маршалл видит в нем прежнего Марио Дэнти — претендента на должность командира, отсюда и его неприязнь. Он видит прежнего Марио Дэнти, каким он был до автомобильной катастрофы, которая унесла жизнь Эллен, изуродовала ее тело и вышвырнула в океан, после чего Марио пришлось провести в больнице целых семь месяцев, восстанавливая по крупицам пошатнувшийся рассудок. Да, до катастрофы он тоже не страдал богатым воображением и не отличался особой чувствительностью. Однако теперь… Для того чтобы Марио смог примириться с гибелью Эллен, психиатру пришлось, восстанавливая его память, удалить из нее массу побочных факторов и открыть в ней новые страницы, связанные с мыслями и понятиями, которые до этого таились глубоко в подсознании.
И все же он недолюбливал Маршалла. В глубине души Марио был уверен, что в ахиллесову пяту его командира непременно угодит стрела, выпущенная с тетивы одного из драконов…
Драконов изумрудного цвета и ярко-красных, как киноварь, желтых и девственно-белых, как подвенечное платье невесты, черных, как сам дьявол, и оранжевых, как пламя, вырвавшееся из лампы, — хрупких и прозрачных как паутинки…
Драконов, похожих на бабочек, достигающих в длину семидесяти ярдов и в размахе крыльев двадцати и весивших при этом всего двести или триста фунтов…
Драконов как воплощение красоты…
Драконов, убивающих взглядом…
Он вздохнул, отвернулся от огромного окна, уселся на один из черных легких кожаных стульев, щелкнув выключателем небольшого, но мощного фонарика, который держал в руке, и достал листки. Закурив сигарету, взглянул на свои новые стихи.
Первые три — выбросил в мусорную корзину, даже не просматривая. Четвертый — прочел, перечитал заново, а затем для большего эффекта прочел еще раз вслух и громко:
