— Это неправда.
— Правда, Реб. У тебя поразительные способности, я могла в этом убедиться. Ты можешь прыгнуть без парашюта с вертолета и соскочить с поезда на полном ходу и в то же время глух к чувствам других.
— Но почему?
— Потому что полностью зациклен на себе. Лелеешь свою боль. Пропитан ею до мозга костей. Для мальчика, оставшегося сиротой в одиннадцать лет, совершенно естественно остро переживать потерю. Но ты уже давно взрослый, Реб, и пора вылезти из скорлупы.
Я глубоко вздохнул. То же самое сделала Джинни. Мы молча проехали миль десять.
— Так что ты не должен удивляться, почему Арчи отрицает, что был в Милане, — продолжила она. — Посмотри на него. Это находчивый, изобретательный человек, ветеран Вьетнама. В восемнадцать-девятнадцать лет, наверное, видел и делал такое, что нам с тобой и не снилось. Потом у него появился сын, которого он любил всем своим большим сердцем, но не уберег. Разыгралась бессмысленная трагедия. А десять лет назад начал пытаться перенести свою нерастраченную отцовскую любовь на странного молодого человека, сироту-каскадера. Но ты не допускал его близко к себе, застегнувшись на все пуговицы. — Джинни отбросила назад волосы, выпрямилась. Посмотрела в боковое окно. — Боже, сколько вокруг вина.
Включила радио, начала переключать станции. Остановилась на песне Ареты Франклин «Уважай», стала подпевать в унисон с сопровождающей вокальной группой. Она отлично чувствовала соул. Чертовски хорошо для итальянской девушки из Стейтен-Айленда. И главное, пела правильно, не фальшивила.
* * *
Спустя девять часов, когда мы выехали на прибрежное шоссе, ландшафт освещала уже огромная луна. Калифорнийские мамонтовые деревья тянули ветви к звездам, этим прилепившимся к небу желтым булавочным головкам. Пели птицы.
Мы катили вперед. Наконец появились строения поселка Литтл-Ривер, притулившегося на отвесном берегу. Справа покачивался сияющий черный океан.
Трехполосная дорога вела к пансионату «Хоулистер-хаус». Мы вылезли из «ягуара». Направились к административному коттеджу. Все тело затекло от долгой езды, в голове слегка шумело.
Нас тепло приветствовал оживленный старик с обветренным лицом в желтой кепке, как у Бена Хогана,[25] и с темно-желтым слуховым аппаратом.
— Родни Норкросс, — представился он, оправляя коричневый свитер, — но все зовут меня Поп. Даже старики, переехавшие сюда после войны. Второй мировой, разумеется. После победы Гарри Трумэна или поражения, это как посмотреть. — Он взял у меня заполненную карточку. — Так, стало быть, вы… хм… Артур Холмс?
