Из небольшого динамика раздается голос Камачо:
— Доктор… хм…
— Если найдете что-нибудь, — в отчаянии произносит отец, — что-нибудь… кусочек бумаги, обрывок…
— Конечно, сэр.
— В общем, любую бумажку.
— Если что-нибудь обнаружится, сэр, мы вас сразу же известим.
Отцу удается взять себя в руки.
— Спасибо, лейтенант, — говорит он. — До свидания.
— До свидания, сэр, — говорит в ответ Камачо и разъединяется.
Отец долго смотрит на замолкший динамик. Я встаю, подхожу к нему сзади, кладу руку на плечо. Его рубашка влажная от пота.
— Папа.
Он медленно поднимает голову, смотрит на меня сквозь слезы, шепчет:
— Это потеряно, сынок. Потеряно.
* * *
Июльские ночи в Джорджтауне влажные и душные. Иногда, после того, как мама с папой уходили, закрыв за собой дверь, я вставал, залезал на подоконник и высовывал голову в ночь. Но вскоре приходилось закрывать окно — в комнату налетали москиты. Я ложился в постель и ждал, когда восстановится кондиционированная прохлада.
В тот вечер, через неделю после гибели самолета, на маме был легкий голубой халат. Она наклонилась, источая аромат своего (и моего тоже) любимого абрикосового мыла фирмы «Казуэлл-Масси». Глаза у нее сегодня были печальные.
— Я постелила тебе свежие простыни. Правда приятно?
Сегодня мне было не так приятно.
— А папа придет меня поцеловать перед сном?
Мама вздохнула:
— Нет, миленький, сегодня папа не придет. Он… по-прежнему очень расстроен.
— Но это же несчастный случай. Папа не виноват.
— Конечно, но… — Она села на край постели, положила руку мне на грудь. — Папа считает себя ответственным за это. Он купил для музея страницу из записок Леонардо. Мог поехать за ней сам, но послал курьера. Папа сильно переживает.
С полминуты в комнате был слышен только ровный гул кондиционера.
Я вздохнул:
— Теперь уже, наверное, никто не найдет Кинжал Медичи, который спрятал Леонардо.
— Да, милый. — Мама едва сдерживала слезы. — Мир лишился бесценной реликвии.
— Жаль, что мне всего одиннадцать, мама.
— Нет, сынок, тут уже никто помочь не сможет. Реликвия пропала безвозвратно. А теперь закрой глаза. И постарайся во сне увидеть персик.
Она поцеловала меня в щеку.
— Большой персик, — пробормотал я, вдыхая ее аромат.
Мама остановилась у двери, щелкнула включателем.
— Пусть во сне у Реба…
— …затанцуют добрые тени, — закончил я наш маленький ритуальный стишок.
Она неслышным шагом двинулась по коридору. Старые половые доски поскрипывали в обычных местах.
Завтра я проснусь, и все будет в порядке. Все будет в порядке. Жаль, что я не смог сам полететь на самолете и привезти папе эту страницу… Но завтра все будет в порядке. Все.
