Открылась дверь, и она, взглянув через плечо, увидела деда.
— Джефри не пришел? — спросила она.
Дед покачал головой.
— Как там Колумбина?
— Ожеребится еще до рассвета, — старик обошел стол и сел напротив нее. В свои семьдесят Джо Форест держался прямо и гордо, но артрит сковывал его движения. Его лицо было испещрено морщинами, но волосы оставались черными как смоль.
Элис унаследовала его волосы и отчасти его высокие скулы, в остальном же она походила на своего отца: обычное заурядное лицо.
— Приготовить тебе кофе, дед?
— Отдыхай, детка. У тебя сегодня был трудный день. Я сам за собой поухаживаю. Тебе придется сдать мальчишку. Несколько недель в тюрьме пойдут ему на пользу.
— А что, если он станет только хуже?
Это не давало ей покоя. Окружная тюрьма Конард не держала закоренелых преступников, но сам факт заключения в тюрьму мог ожесточить Джефри, а отнюдь не перевоспитать.
Джо медленно покачал головой:
— Ты сделала все, что могла. Мы оба старались. Рано или поздно даже пацан должен отвечать за свои поступки.
Его слова как бы подтверждали сказанное Аланом, и поэтому Элис рассказала о нем деду.
— Ты не можешь больше ничего сделать, девочка. Ты дала мальчишке всю любовь, на которую была способна, всегда подавала ему хороший пример.
Комната в мотеле пахла, как и подобает гостиничному номеру. Освежитель воздуха смешивал запахи пота, мочи, табака и чего-то еще, о чем и думать не хотелось. Ковер выглядел, однако, чистым, а простыни казались свежевыстиранными, и Алан постарался не обращать внимания на запахи.
Он находился наедине с ночью и самим собой.
Закинув руки за голову, он лежал на кровати и смотрел на отблески света на потолке. Из соседней комнаты слышался надсадный кашель курильщика.
Ему не хотелось думать о прошлом, в котором хватало дешевых мотелей и гостиниц, и он сосредоточился на Элис и событиях сегодняшнего вечера. Что-то в ней привлекло его.
Может, ее крутой вид, решительная и суровая манера говорить и совершенно не адекватное этому поведение. Она правильно все говорила и поступала, но это не убеждало его. Что-то заставило Элис уйти в себя и замкнуться.
Внезапно он вспомнил те две секунды, когда он сжал ее талию, сажая в «блейзер». Ну не совсем талию, чуть выше из-за пояса с кобурой, чуть ниже ее груди. Его руки помнили это короткое прикосновение и ощущение тепла, тяжести и мягкости.
И внезапно в ночной тишине его тело откликнулось на воспроизведенное в памяти ощущение, напомнив ему, что он мужчина, чертовски долго избегавший женщин. Когда-то он отказался от англосаксонских женщин. Между тем Элис была настоящей англосаксонкой. Ирландское происхождение проглядывало в ее чуть длинноватой верхней губе и розовато-молочной коже. Такая кожа заставляет мужчину думать о холодном туманном утре и легком дожде, о долгих сонных рассветах, полных любви. Такой любви, какой он еще не знал…
