– Я так страстно желал тебя после нашей встречи! Неужели это всё?!
Он осыпал измождённое болезнью лицо своей желанной поцелуями, обнимал её, безудержно рыдая.
На эти звуки в комнату вбежал лекарь, думая, что женщине нужна его помощь. И увидев подобную сцену, решил, что граф тронулся умом от горя.
– Ваше Сиятельство! – бросился он к господину. – Опомнитесь, она умирает! Вы желаете её умирающую? Подумайте: какой это грех!
Лаваль очнулся от приступа безумия.
– Да, да… вы правы…
Он вышел из комнаты прямо в нижнем белье.
Неожиданно Жанна-Антуанетта открыла глаза.
– Я видела ангела. Он сказал, что моё время ещё не пришло…
От удивления лекарь на мгновение потерял дар речи. Он подбежал к двери, распахнул её и закричал что ест сил:
– Она жива! Она очнулась! Она не умрёт!!!
Женщина посмотрела на лекаря.
– Умоляю вас, не кричите – у меня болит голова. Я хочу есть…
Лекарь перекрестился, в это момент в комнату вбежал граф в распахнутом халате.
– Ваше Сиятельство, больная хочет есть. Кризис миновал. Болезнь отступает.
Лаваль почувствовал, что буквально теряет сознание.
* * *
Господин Франсуа д`Этиоль направился в замок Сент-Оноре тотчас же по прибытии из Орлеана. Прочитав письмо, он устроил выволочку прислуге, дворецкому и камеристке жены, Флоранс, выказав своё крайнее недовольство. В послании графа де Лаваль было сказано о том, что мадам лучше не беспокоить и не перевозить с места на место и его искусный лекарь сделает всё возможное и невозможное. Но господин д`Этиоль, как человек закончивший Сорбонну, прекрасно понимал, чем может закончиться подобная простуда для Жанны-Антуанетты: либо смертью, либо, при благополучном исходе, вялотекущей чахоткой, которая непременно проявится впоследствии.
Он приказал готовить карету и, прихватив с собой камеристку, направился в Сент-Оноре. Дорога не заняла много времени, монастырские хлеба были уже убраны, и поля смотрелись бледно-жёлтыми.
Несмотря на то, что господин д`Этиоль всю свою жизнь прожил в Сен-Дени, от которого до Сент-Оноре было буквально несколько лье, он ни разу не видел родового гнезда семейства де Лаваль. Замок показался ему мрачным и безрадостным. Его сторожевые башни, построенные ещё во времена правления династии Валуа, производили угнетающее зрелище. Франсуа почувствовал неприязнь к замку. Когда он посмотрел из окна кареты на машикули[7], венчавшие высокие стены, ему показалось, что вот-вот из-за них появятся лучники и с диким криком «Дени Монжуа
