Хачатур Абовян | страница 90
Но, уязвленный пренебрежением других, он весь охвачен идеализацией национального прошлого: он приемлет всю сумму былых варварств, готов беспрекословно нести ответ за все величайшие преступления духовных вандалов и феодальных головорезов, деспотизма мелких сатрапов, произвола и жестокости отечественных палачей народа. Тут национальная идея перехлестнула через край, пышно взошла на страстях Абовяна и обнажила ранее срока ядовитые шипы национализма.
Совершенная культура заключалась даже для просветителей не только в приобретении знаний самим и в передаче его другим, но и в освобождении из-под гнета прошлого. Кто хотел вести свой народ вперед, должен был разбить те кандалы, которыми прошлое заковало народ, те колодки, которые угнетали его сознание, — надо было просвещать его прежде всего относительно его прошлого. Кто не видит подлинных пропорций в прошлом, тот не сможет найти правильный путь в будущее.
Отмеченный недостаток весьма велик, он проводит глубокую линию раздела между нами и романом Абовяна с его непоследовательным демократизмом.
Но даже национал-каннибальские страницы «Ран Армении» имеют особый колорит, отличающий их от национал-каннибализма последующих лет. То, что, мы знаем о совместной работе Абовяна и Мирза-Шафи[12] над созданием тюркской литературы достаточно, чтобы предостеречь нас от приравнивания Абовяна к какому-нибудь национал-мессианисту Раффи[13] или национал-каннибалу Агароняну.
Это — птицы разных полетов!
Воистину, орлу случалось ниже кур спускаться, но курам до орла никогда не добраться.
Я выше говорил о природе русской ориентации, о социальных корнях этого явления, отметил уже все недемократическое, антидемократическое и политически недодуманное в этой позиции. Однако будет крайне несправедливо по отношению к памяти крупного демократа не принять в расчет того, что он был не только романист, но и очевидец описываемых им событий, он находился в этом потоке крестьянских переселений с места на место. Доля ответственности за русофильство ложится здесь на историческую реминисценцию, на ретроспективно отраженное воодушевление, охватившее мелкую буржуазию.
Таковы идейные срывы романа, те изъяны, которые сужают значение изумительного литературного памятника, таковы те грани, которые отделяют нас от Абовяна.
«Раны Армении» — проявление гения мощного, настойчивого, смелого, но ограниченного временем, узостью социальных горизонтов, придушенного экономической неразвитостью страны.