Для того, чтобы ослабить впечатления от предисловия Абовяна, обычно ссылаются на подбор учебного материала, который включает «Предтропье». Но, странное дело, обвинители вовсе упускают из виду, что учебник составлялся с расчетом стать руководством в казенных школах и обязательно должен был отвечать программе Министерства народного просвещения.
Во всех учебниках того времени материал распадался на целый ряд тем, среди которых Министерство просвещения особо ревниво относилось к духовным и дидактическим стихотворениям, ко всяким заздравным декламациям в честь отечественных героев и царей. Для Абовяна многие из этих материалов были обязательны. Было бы интересно, если бы исследователи проследили, в какой мере ему удалось обезвредить этот балласт реакции. Учебник обычно составлялся из материала уже устоявшегося, выдержавшего критику времени и освежающей учебно-дидактической и методологической части, которую автор излагал, исходя из своих педагогических взглядов. Для Абовяна задача была тем труднее, что не было ни одной строчки на новом языке и ему приходилось создавать все самому. Это была задача неблагодарная и трудно осуществимая.
В «Предтропье» подлинный Абовян — его предисловие. Оно является настоящей педагогической платформой, — оно рисует его чистокровным демократом и великолепным, европейского уровня, педагогом. Вот почему банкир Джамгаров и его литературные поденщики устранили этот яркий документ из собрания сочинений Абовяна.
Но может быть эта платформа была только декларацией? Нет. Мы имеем не одно свидетельство в мемуарах о том, как Абовян строил педагогический процесс у себя в школе. Его предисловие является теоретической декларацией, предварившей его многолетнюю педагогическую практику. Если бы у нас не было других свидетельств кроме великолепного рассказа Перча Прошьяна о посещении Абовяном школы Аштарака, то и тогда мы имели бы полное основание утверждать, что на практике Абовян придерживался новой педагогики.
Мы уже видели, какая судьба постигла «Книгу для чтения». Абовян не пал духом. Он продолжал искать новью формы осуществления своей мечты. Долго он наблюдал и размышлял, долго искал путей.
«Думал, думал и однажды сказал я сам себе: дай-ка сложу и отложу в сторону все свои знания: грамматику, риторику, логику, стану одним из ашугов, что бы там ни случилось. Ничего моего не убавится, ведь и я как-нибудь умру и некому будет благословить память мою.
