— Перевяжите его, велел Санаев Чистякову, взяв наизготовку автомат матроса.
Всего в чреве «Тритона» било восемь человек: моторист, рулевой, матрос, боцман, командир катера, главарь и двое его подручных. Первые трое олицетворяли пассивную покорность судьбе.
В каюте нашли чемодан со всякой шпионско—диверсионной всячиной, разные вещи, и в одном из рундучков почему—то — пять пар наручников.
— Мерси, о—кей,— кивнул Голубев боцману, капитану и диверсантам и соединил наручниками их запястья.— Так, знаете, как—то спокойнее, товарищ старший лейтенант. Пусть пока хоровод водят,— улыбнулся старшина офицеру и скомандовал «хороводу: — Формарш!..
Овечку—моториста Санаев решил оставить у моторов. Остальных заперли в тесном кубрике.
Тем временем, выловив из воды полузамерзшего Гарбуза, к «Тритону» подошел катер.
— Ну, как тут у вас — без происшествий? — в мегафон спросил Золотов.
— Без! Все в порядке,— отозвался Санаев.— Что с Гарбузом?
— На борту. Принимайте буксир. Слабины дам побольше — чтобы не рвало.
— Благодарю, не нуждаемся: имеем свой ход.
— Вот даже как? Отлично!..
Голубев встал за штурвал «Тритона», старший лейтенант взялся за прокладку курса, Чистяков принял охрану кубрика и надзор за мотористом.
Зарываясь в волну, «Тритон» полным ходом шил в квадрат Д—2—И. За ним, ухая на водяных валах — «у—хх!.. у—хх!..» — следовал катер.
— А ведь их с большого судна спустили на воду — и совсем недавно,— стоя за штурвалом, будто бы ни с того ни с сего высказался Голубев.
Большому судну подвесить вместо спасательного вельбота небольшой катер или даже взять его просто на палубу, а потом в море спустить на воду — сложности не составляет. В дальнейшем выяснилось» что это так и было.
— Да. Часа два тому назад,— не отрываясь от карты, подтвердил старший лейтенант, затем выпрямился и уже внимательно посмотрел на старшину: — А вы из чего это заключили?
— Свеженькие они все, товарищ старший лейтенант, не уставшие. И горючего почти полные баки. Если бы от своего берега шли — этого не могло быть.
Офицер молча кивнул и снова склонился над штурманским столиком. Закончил составление какой—то таблицы, выпрямился и снова посмотрел на Голубева:
— У вас действительно острое зрение. Чекистское. Обшарил все ящички стола и возмутился, держа таблицу в руках.
— Черт! Даже кнопок не имеют!
— Разрешите, я сделаю, товарищ старший лейтенант...
Передав офицеру штурвал, Голубев оторвал прибитую у двери рамку, вытащил из нее полупристойную открытку и вставил таблицу. Распрямил пальцами гвоздики и приложил рамку к переборке над столиком:
