Сегодня вечером на меня смотрели все парни, и я ощутила непонятную власть над ними, но с Люциусом эта власть ускользала, переходила к нему. Он спокойно и уверенно принял ее как должное.
Я облизнула губы. Живот подвело от странной смеси голода, отвращения и страха, такой же, что охватила меня, когда я впервые увидела клыки Люциуса.
Неужели он снова их выпустит? Или нет?
— Антаназия…
Его губы легко коснулись моих, и меня охватило желание, такое же неистовое, как во сне. Я желала его как тот запретный, но такой соблазнительный шоколад. Нет… Я только что поцеловала Джейка… Я не хочу желать Люциуса… В нем воплощено все, чего я не хочу. Черт побери, он считает себя вампиром!
Против собственной воли я прижалась к нему, и моя рука потянулась к его щеке, туда, где белел шрам. У Люциуса было тяжелое детство. Оно сделало его жестоким. Даже опасным.
Мне на талию легла рука, губы снова прижались к моим, жестко, настойчиво. Но я хотела большего.
— Вот так, Антаназия, — прошептал он. — Это… чуть больше чем «мило».
Он соблазнял меня обещанием большего. Перед глазами возникло видение, как он уверенной рукой расстегивает мне платье. Мама просила меня не терять голову…
Люциус обхватил ладонью мой затылок, большим пальцем поглаживая мне шею.
— Антаназия, позволь мне поцеловать тебя… по-настоящему поцеловать тебя… как ты заслуживаете.
— Люциус, прошу…
Это было согласие или протест?
— Ты принадлежишь мне, — тихо сказал он. — Нашему роду. Не спорь. Не сопротивляйся этому. Не сопротивляйся мне.
Нет!
Должно быть, я сказала это вслух, потому что Люциус отпрянул:
— Нет! — В его глазах мелькнуло недоверие и разочарование.
Мои губы зашевелились, но не раздалось ни звука. Да? Или нет?
— Я только что… только что поцеловала Джейка. — запинаясь, проговорила я. — Всего несколько минут назад.
Целоваться с двумя парнями одним и тем же вечером — верх легкомыслия! Что со мной сделаю проклятое платье? И что Люциус говорит о принадлежности к «нашему роду»?
Нет.
Люциус отдернул руку от моей шеи, застонал и уткнулся лицом в колени, запустив длинные пальцы в свои черные волосы.
— Люциус, прости…
— Молчи.
— Прости меня, ну пожалуйста! — Я сама не знала, за что извинялась. За то, что поцеловала Джейка? За то, что почти поцеловала Люциуса? За то, что не поцеловала его?
— Сделай милость, Джессика, иди в дом. — Люциус все еще сидел, согнувшись и обхватив голову руками. — Немедленно.
И тут распахнулась входная дверь.
— Мне показалось, что я услышал голоса, — сказал папа, притворившись, что не замечает нашего напряженного молчания.
