— Я принесу мокрое полотенце, — предложил отец. Ему хотелось быть хоть чем-то полезным.
— Ничего страшного, — прошептал Люциус.
Мама смочила его разбитые губы спиртом, и Люциус скривился от боли.
— Не спорь со мной, — пожурила мама.
— Не самый лучший выдался год, — горько пошутил Люциус. — Чертовка, по крайней мере, не знала, что творит.
Папа сел в изножье кровати и растерянно сжал в руках полотенце:
— Что случилось?
Люциус не ответил.
— Расскажи нам, — настаивал отец.
— Пусть Джессика идет спать, — устало произнес Люциус, все еще лежа лицом к стене. — Уже поздно.
— Я хочу остаться.
— Ты еще ребенок, — непререкаемым тоном заявил Люциус. — Тебе не стоит этого знать.
Мои родители переглянулись. Я поняла, что они решают, ребенок я или нет.
— Пусть Джессика остается, — сказал отец. — Ее это тоже касается.
— Утром я уеду, — пообещал Люциус. — Не буду больше обременять вас своими проблемами.
— Никуда ты не поедешь!
Мама забрала у отца полотенце и вытерла кровь со щеки Люциуса. Она осторожно развернула Люциуса к себе, и я впервые смогла оценить тяжесть его увечий. Даже в темной комнате было заметно, что Чертовка сильно проигрывала в сравнении с родственниками Люциуса. Меня охватил гнев.
— То, что происходит, касается меня и моей семьи, — сказал Люциус. Он немного приподнялся, не глядя на меня: — Я поеду домой и со всем разберусь.
Мы знали, что это означает: еще больше боли, еще больше шрамов.
— Теперь это и твой дом, — отчеканил отец. — Ты останешься здесь.
Я посмотрела на родителей и впервые по- настоящему увидела тех, кто с риском для жизни вывез обреченного ребенка из Румынии. Как эгоистично с моей стороны, что я никогда раньше не понимала, какую жертву они принесли. Конечно же они всегда недоговаривали, скрывали, какой опасности подвергались.
— Дом, — с презрением произнес Люциус.
— Да, дом, — ответила мама.
— Знаешь, ты слишком загостился в гараже, — сказал папа, коснувшись руки Люциуса. — Завтра же ты переедешь к нам. Мы подготовим комнату.
— Я и без того злоупотребил вашим гостеприимством, — ответил Люциус. — Не волнуйтесь за меня. Старейшие здесь не останутся. Они считают, что я урок усвоил, и ждут повиновения.
— Нет, ты переедешь к нам, — настойчиво продолжил отец. — Встать можешь?
У Люциуса не осталось сил возражать. Он медленно свесил с кровати ноги и сел, потирая ребра:
— Старейшие помнят все мои переломы и наносят удары по тем же местам.
Мама обняла Люциуса за плечи. Как мне хотелось оказаться на ее месте!.. Люциус припал к ней, как беззащитное дитя. Мама печально взглянула на нас с отцом.
