В темноте он подошел к двери и остановился.
— Сегодня ты была самой прекрасной женщиной в мире, — тихо сказал он. — Когда ты со мной танцевала… Когда уходила от меня с гордо поднятой головой, не оглядываясь, а перед тобой расступилась толпа… Не важно, какую жизнь и какого мужа ты выберешь, Антаназия, ты навсегда останешься принцессой! И я буду вспоминать и этот вечер, и ту ночь, когда ты плакала над моим искалеченным телом. Эти два дара останутся со мной навечно.
Люциус закрыл за собой дверь, и, несмотря на теплоту и нежность его слов, я содрогнулась в темноте.
Целую неделю после того, как Люциус отправил письмо в Румынию, он наслаждался жизнью обычного американского подростка: часами играл в баскетбол, прогуливал школу и даже закатил в гараже вечеринку, которая закончилась приездом полиции. Рядом с Люциусом, будто приклеенная, торчала Фейт.
А потом началось…
Люциуса, маму, папу и меня призвали на совет Старейших, которые сочли нужным, ввиду критической ситуации, собраться в Лебаноне. Выбора у нас не было — пришлось идти.
— Какая наглость — назначить встречу в стейк-хаусе, — пожаловалась мама, в назначенное время неохотно входя в ресторан. — Знают ведь, что мы вегетарианцы.
— Нам демонстрируют, кто здесь главный, — согласился отец.
— Пожалуйста, не делайте из этого трагедию, — попросила я. У меня было предчувствие, что все сложится достаточно плохо и без жалоб родителей на меню. — Тут есть салат-бар.
— Сплошные сульфиты и консерванты, — фыркнул отец.
Иногда он упускал, что важно, а что нет.
— Мы пришли на встречу, — сказала мама официантке.
— Нас ждут… пожилые люди, — добавила я. — Нам зарезервирован отдельный кабинет.
Хотя на лице официантки отразился животный страх, она сумела улыбнуться:
— Сюда, пожалуйста.
— Обалдеть! — вырвалось у меня, когда мы вошли в комнату.
Мама взяла меня за руку:
— Джессика, не волнуйся.
Легко сказать!
В середине комнаты, украшенной фигурками Санта Клауса, эльфов и северных оленей с блестящими рогами, стоял стол, за которым собралось тринадцать жутких старцев, которым самое место было на кладбище. Они брали с блюда куски сырого, сочащегося кровью мяса и не ели, а сосали их, вытягивая соки. В ресторане хорошо топили, однако от вида этих стариков пробирал озноб. Я всеми порами чувствовала запах крови, он щекотал мне ноздри, возбуждал голод.
Родители схватились за животы, папу чуть не стошнило.
Самый старый и пугающий вампир неохотно оторвался от пиршества и указал на три пустых стула:
