Его губы изогнулись еще сильнее.
— Ну неужели я этого дождался?
Я недобро улыбнулась.
— Да, надо же прикрыть это убожество.
Рот у него округлился от неожиданности.
— Жестоко.
Я пожала плечами.
— Сиди здесь, только постарайся не ушибиться. Я сейчас.
Я вышла из ванной и направилась в бывшую комнату брата. На миг заколебалась на пороге, потом толкнула дверь.
Он умер уже достаточно давно, чтобы я перестала чувствовать себя вторгающейся в его комнату незваной гостьей. К тому же комната больше ничем не напоминала прежнюю. По совету своего предыдущего психотерапевта маменька сложила большую часть вещей в коробки, а потом по совету нынешнего оставила все коробки в комнате. Весь спортивный хлам был убран, и крупногабаритная самодельная акустическая система тоже. После этого в комнате не осталось ничего, о чем можно было бы сказать: это вещь Джека.
Я вошла в неосвещенную комнату, чтобы включить торшер, и немедленно задела ногой за угол одной из психотерапевтических коробок. Вполголоса выругавшись, я включила свет и впервые задумалась о том, что творю: собираюсь копаться в вещах умершего брата в поисках одежды для совершенно отпадного, но с большим прибабахом оборотня, которого затащила к себе в ванную. И все это после того, как сообщила родной матери о том, что я с ним сплю.
Может, она права и мне действительно пора лечить голову.
Я пробралась между коробками и распахнула дверцы шкафа. На меня пахнуло Джеком, и, откровенно говоря, довольно противно. Нестираными футболками, мужским шампунем и старыми ботинками. Но на секунду, всего лишь на секунду, я замерла, глядя на темные очертания вешалок с одеждой. Потом внизу мама чем-то грохнула, и я вспомнила, что нужно выпроводить Коула, пока не вернулся отец. Мама ничего ему не скажет. В этом на нее можно было положиться. Ей разборки с папашей нужны были не больше, чем мне.
Я нашла какую-то затрапезную толстовку, футболку и приличную пару джинсов. Удовлетворенная, развернулась — и уткнулась в Коула.
Я с трудом удержалась, чтобы не выругаться еще раз; сердце у меня готово было выскочить из груди. Чтобы разглядеть его лицо с такого расстояния, пришлось запрокинуть голову; он был довольно высокого роста. В тусклом свете торшера его лицо казалось выступающим из темноты, как на портретах Рембрандта.
— Тебя долго не было. — Коул из вежливости отступил на шаг назад. — Я решил посмотреть, не за ружьем ли ты пошла.
Я сунула ему в руки одежду.
— Без белья как-нибудь обойдешься.
