– Сюда кто-нибудь, живо!
Прибежала медсестричка, бледненькая, испуганная. Пролепетала, застывая на пороге:
– Да, Яков Маркович?
– Кто видел, как к нам доставили эту мамзель?! – закричал доктор так, будто винил несчастную во всех смертных грехах. И вдобавок топнул ногой, отчего загремела и заходила ходуном вся обстановка смотровой.
– Я видела, – зеленея, прошептала медсестра.
– Так скажи, ради бога, этой дурынде истеричной, какая машина ее привезла!
– Какая машина, – перепуганно повторила девушка. – А, красная машина, иномарка. Они сказали, что в десяти километрах по трассе случилась авария, и сразу уехали. Ой, они еще сфотографировали нашу больницу.
– Почему сфотографировали, кто позволил? – зарычал Яков Маркович, недоуменно буравя медсестру взглядом.
– Ой, так что же было делать, они ведь сразу уехали. Даже не сказали толком, что за авария случилась.
– Ладно, свободна, – сжалился главврач, и девушка опрометью бросилась из смотровой. – Ну, слышала? – обратился главврач к Олесе. – Значит, в порядке твой Петр, раз они тебя с твоими двумя переломанными ребрами и порезаной мордашкой к нам привезли. А его, значит, или в Псков, или на месте осмотрят и подретушируют. Ведь, лапочка, труп в Псков не повезут, поближе закинут. Значит, к нам.
И, сочтя пациентку совершенно утешенной, Яков Маркович стремительно удалился из кабинета. Минуту спустя вернулась все та же медсестричка и помогла Олесе перебраться на каталку, а потом отвезла в палату, где из пациентов присутствовала лишь какая-то старуха, начавшая издавать жалобные стоны, едва в палате зажгли свет. Олесе сделали укол в бедро, после которого она не то чтобы заснула, но как-то растеклась, осовела, и мысли ее сделались вялыми, бесформенными.
«Надо бы позвонить родителям, – думала она. – Но как это сделать, ведь телефончик мой пропал, наверное, а к стационарному никто не повезет. А потом, что я скажу им, когда спросят о Петре?»
Она заснула и во сне видела тело Петра, неподвижно лежащее между обломков его «ладушки». Вызвал ли хоть кто-нибудь «скорую»? Наивный доктор думает, что Олесю отвезли на попутке в ближайшую больницу, потому что ее повреждения были серьезнее. А на самом деле люди из красной машины помогли только Олесе, потому что Петр, живой или мертвый, был им попросту неинтересен.
Утро началось с того, что сонная уборщица принялась с закрытыми глазами шуровать шваброй, беспощадно сотрясая кровати. Проснулась и застонала старуха. Кажется, на этот раз без всякого притворства. Сморщилась Олеся от приступа тупой боли в ребрах. В палату вдруг ворвалась медсестра, не вчерашняя, другая, но такая же зашуганная, закричала с истерическим надрывом:
