— С добрым утром, леди Люси, — Пауэрскорт с удовольствием оторвался от созерцания наружного хаоса, царившего на площади. Глядя на леди Люси, столь очаровательную, приветливо улыбавшуюся, он подумал, что хаос этот того и гляди сменится другим, внутренним. — Войдем? Что бы вы желали увидеть сегодня?
— У вас есть любимцы, которых вам хотелось бы навестить, лорд Фрэнсис?
Мимо проскочила стайка студентов — альбомы для эскизов в руках, карандаши, торчащие из карманов.
— Ну, я с удовольствием взглянул бы на парочку Рафаэлей. Вам по душе Рафаэль, леди Люси?
— О да, по душе, — она широко улыбнулась Пауэрскорту и снова вспомнила о шляпке. — Но я бы посмотрела еще и на Тернера.
За пышной святой Екатериной, извивы одежд которой отвечали изгибу ее рук, последовала строгая рафаэлева Мадонна с колоннами и парой невнятных святых по сторонам от нее.
— Вам не кажется, лорд Фрэнсис, что где-то имелись правила насчет того, как должны выглядеть все эти святые? Не думаете ли вы, что существовало подобие руководства для художников, доступное, разумеется, лишь немногим избранным, и в нем говорилось, что святой Иероним должен быть неизменно печальным, а святой Варфоломей — веселым? Я вот знаю, что святой Себастьян всегда утыкан противными стрелами, а четыре евангелиста никак не допишут каждый свою книгу, но как насчет остальных?
— Очень интересная мысль, леди Люси. Должен признаться, ответ мне не известен.
За спиной их послышался грохот колес. По галерее катили на тележке портрет какого-то написанного в полный рост господина семнадцатого столетия. Господин этот был мрачен — весь в черном, с Библией в руке и собачкой у ноги. За тележкой семенил озабоченный смотритель, то и дело повторявший возчикам наставления о том, что тележку надлежит везти помедленнее, не забывая при этом о неровностях пола.
— Куда повезли этого голландского господина? Уж не выбросить ли они его собрались, как по-вашему? — прошептала леди Люси, когда странный кортеж проследовал в нескольких футах от них.
— Быть может, для него пропела труба архангела, — сказал Пауэрскорт. — Его творец, или, вернее, реставратор, призвал этого господина, но, впрочем, не к последнему суду, а к восстановлению красок. Полагаю, он направляется в мастерскую — ради чистки или чего-либо в этом роде.
— Для картины это, наверное, большое расстройство, — сказала леди Люси, глядя, как тележку спускают в подвал. — Висит она, довольная, на стене, думает о чем-то своем, а тут вдруг приходят неприятные люди и куда-то ее волокут.
