В 1708 году вернулся Гюйссен, и под его руководством Алексей налег на арифметику и фортификацию. У Петра возникла мысль все же отправить сына за границу — для завершения, так сказать, образования.
23 октября 1709 года царевич получил отцовское предписание: «Объявляем вам, что по прибытии к вам господина князя Меншикова ехать в Дрезден, который вас туда отправит и, кому с вами ехать, прикажет. Между тем приказываю вам, чтобы вы, будучи там, честно жили и прилежали больше учению, а именно языкам (которые уже учишь, немецкий и французский), также геометрии и фортификации, также отчасти и политических дел. А когда геометрии и фортификации окончишь, отпиши к нам. За сим управи Бог путь ваш».
Меншиков приехал, назначил Алексею в спутники помимо дядьки Вяземского и учителя Гюйссена молодых товарищей — князя Ю. Ю. Трубецкого и графа И.Г.Головкина, вручил им петровскую инструкцию (вести себя за границей достойно, деньги тратить экономно и следить, чтобы царевич учился — не только наукам и по-французски, но и танцевать, и «на флоретах забавляться»), — и Алексей отправился. Очень он был рад, что вырвался из-под отцовского давления.
За границей Алексей наносил светские визиты, посещал невесту — кронпринцессу Шарлотту-Софию Брауншвейг-Вольфенбюттельскую (которая, впрочем, ему очень не понравилась), осматривал достопримечательности, лечился на водах. А учиться — почти не учился. С чем уехал — с тем и вернулся. И когда Петр решил по возвращении проэкзаменовать уже двадцатилетнего сына, Алексей пришел в ужас.
Особенно потрясло его требование отца представить изготовленные им чертежи. Мысль о том, что батюшка может заставить чертить в своем присутствии (нечего и говорить, что никакому черчению царственный отпрыск так и не выучился), вызвала у Алексея Петровича такой шок, что он решился… на самострел. Зарядил пистолет, поднес правую руку… но в последний момент смалодушествовал: руку отдернул и отделался лишь сильнейшим ожогом. Увидев наследника, обмотанного бинтами, Петр сжалился и экзамен отменил.
Тем образование Алексея и закончилось. Ну что ж, что выросло — то выросло, а первый блин, известно, комом.
Вольно или нет, но история воспитания Алексея Петровича послужила своего рода моделью для тогдашнего дворянского воспитания. Многие и многие дети петровской эпохи проделали сходный путь: и бессистемное воспитание, когда неизвестно было толком, какие качества воспитывать, и отрывочная, случайная по набору предметов учеба, и длинные перерывы между учебными периодами, и частые смены учителей, почти всегда людей далеких от педагогики. В обычай вошли и образовательные поездки молодых дворян за границу, часто бесполезные.
