— Так Варюша думает продолжать службу? — сказала Антонида Петровна, глядя на Байкова.
— Непременно! — с жаром подхватила Варя. — Я хочу, чтоб ничего не менялось. И должна же я заработок иметь! Владимир согласен.
— Ну, это уж так у вас, нынешних, водится. Да вот и мы, праздными барынями-помещицами жизнь проводили, а нужда пришла — всему научились… А, бывало, в имении живешь, в Тамбовской губернии, не знаешь, как и суп варится, готовый на столе…
— В Тамбовской? — спросил Байков. — А в каком уезде? Антонида Петровна сказала в каком.
— Имение Красный Кут. Вы эти места не знаете.
— Красный Кут не знаю, а Тамбовскую губернию — как же! Детство там провел. Не в вашем, а в X. уезде, у отца домик небольшой, вроде фермы, был. Глухие места, а какие славные! Потом отец умер, ферму продали, некуда ездить стало. Да потом уж и не до того: вскоре ведь и война началась…
— А я никакой русской деревни не видала, — с грустью проговорила Варя. — Про Красный Кут мне только grand'mere рассказывала, уж здесь. Я была маленькая…
— Значит, вы продали ферму совсем незадолго до войны? — опять обратилась к Байкову Антонида Петровна.
— Да, позвольте… чуть ли не в самый год войны. И пожалеть не успел, я ведь сразу добровольцем… Брать не хотели нас, слишком молодых. Но взяли, однако.
Тень прошла по лицу Байкова. Тень набежала и на лицо старухи-бабушки.
— Какая ты бледная, мама, — сказала Варя. — Опять голова? Байков встал прощаться.
— Ну, что вспоминать прошлое время, — сказал он, целуя руки старух. — Достаточно мы все натерпелись, каждому своего полной мерой отмерено. Не будем счастливую юность смущать, — прибавил он, нежно глядя на Варю. — Вот у нее нет наших воспоминаний, и, слава Богу!
— Есть, есть! Я много помню, а еще больше знаю и понимаю. Но ты прав, милый, теперь надо вперед, а не назад смотреть. Радость послал Бог, вот и будем радоваться. Разве не радость это, не чудо, что мы встретились? Правда, мама, да? Вот и строгая grand'mere смеется!
Владимир Иванович, тоже улыбаясь, поцеловал Варю в волосы. Она бросилась провожать его в переднюю.
III
Только слаборозовый свет лампадки перед образами мерцал в комнате, где спали обе старухи. Варя ютилась в столовой, на диване, — давно привыкла. А у bonnes mamans хорошая комната, и постели удобные, надо же им!
Марья Константиновна уже зарылась в подушки, маленьким невидным комочком, когда вошла мать. Молча разделась. В юбке, в длинной белой кофте, прямая, высокая, стала перед образом на молитву. Молилась неслышно. Наконец, положив долгий земной поклон, подошла к дочери, села на край постели.
