На узком плоту, мостике, далеко вдававшемся в неширокий, но очень глубокий пруд под горой, Леша полюбил сидеть часами, ловить рыбу. Самые святые ведь были рыбаки. У него, однако, рыба не пойма-лась ни одна до сих пор. Попросту рассуждая, трудно ей было поймать-ся: удочку Леша сам соорудил, — на палку привязал тонкую бечевку, а на бечевку — шпильку Эммы Федоровны: вот и крючок. Приманки не было никакой. Зачем же. Если с верой, рыба и так поймается. А забота — уж нехорошо.
Но рыба не ловилась. Ее, может быть, и вовсе не было в пруде. Это, впрочем, значения иметь не могло.
— А вели ей теперь ты, — сказал Леша. — Вместе ведь молились. В Анниной вере он также мало сомневался, как и в своей.
— Главное, не надо впадать в уныние, — сказала Анна. — Уныние большой грех.
Леша знал, что грех.
— Вот видишь. Надо терпеть до конца. Хоть сто дней сидеть и надеяться. Или так: укрепи удочку, когда домой надо, а потом будем приходить и смотреть, словилась ли.
— Хорошо, — с готовностью согласился Леша и тотчас стал привязывать палку к перилам мостика. — Мы вечером… А до того будем еще сегодня молиться в даче.
Анна покачала головой.
— Нельзя. У нас огарков больше нет. Как же без свечек?
— Без свечек нельзя молебна, — испугался Леша и чуть не впал в уныние. Растерянно поглядел на Анну. Она сидела на узких перилах, качая длинными, тонкими ногами. Вдруг спрыгнула.
— Ну, пойдем. Все равно, сейчас обедать позовут. Ты все-таки неразумный. Надо прозревать.
Леша поплелся за ней, по крутой тенистой аллее, к дому. У самого цветника Анна остановилась, обернулась. Но смотрела на него молча. ~ А, может, есть свечки, Анна? — сказал он робко. ~ Ты же сам помнишь, догорели последние. Нету. ~ А, может… если с верой… так окажутся. Ничего, что догорели. И просиял весь надеждой.
— Ну… это с чем пойдешь. Ты пойди туда после обеда, чуть смеркнется, один. А я потом приду.
3
Еще было светло, когда кончили обедать. Леша сбежал со ступенек балкона, подпрыгнул, было, — и сам испугался: разве так можно? Не торопясь, надо, приготовление души надо, — сама Анна говорила.
Исполняя должное, он мерным шагом направился — не туда, к пустой даче, а в противоположную сторону. В липовую аллею, что вела к церкви.
В узкой ограде никого. Тихо. Леша взошел на паперть, остановился перед глухо запертой дверью, крестясь и стараясь помышлять о грехах. Под сводом паперти уже темнело, и большого образа над дверью рассмотреть было нельзя; но Леша видел его раньше, каждый день видал и знал, что он — непрерывное чудо. Анна показала: если справа зайти, — на нем Бог Отец. Слева — Иисус Христос. А глядеть прямо — на нем же один Дух Святой, голубь, и никого больше.
