С подготовкой нам помогали старички, то есть ополченцы, участвовавшие в первых операциях «Осеннего дождя». Между ними и нами не чувствовалось особой разницы. В этом разношерстном сборище были люди всех возрастов и профессий, ловкие и не очень, сильные и слабые, храбрые и трусливые, открытые и замкнутые, но всех их объединяло то, что Ирвингу Наксосу однажды понравились их руки. Старички говорили, что скоро мы узнаем, что такое хорошая драка, и что невозможно передать ощущение, которое испытываешь, когда идешь в бой. Это как наркотик. Это так бьет по мозгам, что только держись! А потом на все уже смотришь совсем другими глазами. Нас, новичков, страшно занимали все эти разговоры про войну и про бои. Мы гадали, каково это будет на самом деле, и думали про себя, что быть в отряде Наксоса — значит оказаться в нужное время в нужном месте. К тому же с каждым днем мы все больше чувствовали себя абсолютно неуязвимыми боевыми машинами. Мы все великолепно стреляли, с непревзойденной меткостью бросали гранаты, владели безотказными приемами борьбы. В глубине души мы были уверены, что все пойдет как по маслу. На кабельном телеканале, с которым Ирвинг подписал контракт, требовали, чтобы до начала гастролей Каролины Лемонсид, приуроченных к выходу ее нового альбома, «Осенний дождь» провел пару военных операций. Несложных, чтобы было сразу понятно, кто плохой, а кто хороший. Чтобы ход этих операций раз и навсегда обеспечил отряду безупречную репутацию в глазах зрителей. Короче говоря, речь шла о таких операциях, за которые рекламодатели готовы будут выложить баснословные деньги, а канал получит максимальную прибыль. У Наксоса на этот счет не было никаких возражений, черная бабочка всегда любила покрасоваться при свете рампы. Однажды сероватым утром он собрал нас на небольшом полигоне и сказал, чтобы мы были готовы, через сорок восемь часов нас погрузят в грузовики и перебросят в направлении, которое пока держится в тайне, так что скоро станет ясно, не разлюбили ли старички ходить в рукопашную, и есть ли у новичков нервы и нутро.
После того необъяснимого приступа ярости у Никотинки, который едва не стоил мне жизни, и чудесного вмешательства студентки-медички, спасибо ей большое, обстановка в моей палате слегка разрядилась. Эта сумасшедшая старуха продолжала за мной ухаживать, по несколько раз в день заходила ко мне в палату, проверяла соединения, трубочки, таинственные колебания стрелок и мигание бледных огоньков на датчиках, все время приговаривая: «Очень хорошо, да, очень хорошо». И правда, все шло хорошо. Я уже мог двигать головой, правой рукой и немного плечом. Видя такой прогресс, я начал строить наполеоновские планы: что, если я уже завтра смогу сам поправлять себе подушку, откидывать одеяло или даже есть без посторонней помощи? Мной овладевали самые безумные мечты, и я совсем уж было перестал ждать подвоха.
