И Диана постепенно заражалась его памятью. Она пропитывалась мыслями о Калимегдане, как цветные нитки — влагой безумного снега. Она въяве начинала видеть эти белые башни и ощущать тоску по ним.
— Теперь ты понимаешь, что я должен туда возвратиться? — Моран не закончил, а оборвал повествование.
Диана вздрогнула, как будто ее разбудили.
— Да, — проговорила она медленно. — Это я понимаю…
Она подняла с пола плоскую подушку и принялась рассеянно теребить ее. Моран терпеливо ждал, пока она скажет еще что-нибудь. Капли пота застыли на лбу тролля, он тяжело дышал и при каждом выдохе окутывал Диану резким звериным духом.
Диана вскинула на него глаза.
— Вы чего-то ждете от меня? — спросила она.
Моран быстро, страстно кивнул и снова замер, нависая над девичьей макушкой.
— Чего? — опять спросила Диана.
— Ну… — сказал Моран. — Решения.
— Решения?
— Решения мне помочь, — пояснил он.
Она прижала подушку к груди.
— Но как я могу вам помочь, Моран Джурич? — удивилась Диана. — Я просто девочка. Школьница.
— Ты умеешь делать гобелены, — возразил Джурич Моран.
* * *
В строгом смысле слова это были совсем не гобелены. Просто вышивка. Диана не могла назвать по имени чувство, которое заставляло ее часами сидеть над картиной из ниток.
Ей просто нравилось это делать. Нравилось куда больше, чем готовиться к экзаменам по истории и русскому.
— Возможно, это взаимосвязанные вещи, — заметил Моран, когда она поделилась с ним. — Когда нужно делать что-то одно, всегда возникает страстное желание делать нечто совершенно другое. И не обязательно противозаконное, кстати. Просто другое. В данный момент абсолютно ненужное.
— Вот и мама моя все о том же, — вставила Диана.
— Мама? — возмутился Моран. — Не вздумай приписывать мне отцовские чувства! Я их полностью лишен.
— Вы уж совсем глупости-то не говорите, — попросила Диана и прибавила: — Стыдно.
— Кому? — осведомился Моран. — Мне? Мне вообще не бывает стыдно.
— Вы уверены? — Диана подняла брови.
— Иногда я смущаюсь, — гордо сообщил Моран, — но не стыжусь никогда.
План Морана — в изложении Морана — был чрезвычайно прост: Диана создает масштабное вышитое полотно, используя безумные нити. «Ты будешь трудиться день и ночь, не разгибая спины, — с упоением излагал он, — ты пожертвуешь молодостью и гипотетической карьерой ради того, чтобы складывать нитку к нитке и таким образом создавать, медленно, шаг за шагом, непревзойденный шедевр. Это будет гигантская картина, на которой, как живые, встанут леса, и горы, и башни, и всадники на конях, и всадницы на единорогах. Все они будут исполнены с чрезвычайным мастерством, так что зритель даже не поймет, живые они или вышитые. И не только какой-то там мерзкий любопытствующий зритель, зевака-корявая-рожа, — о нет, само мироздание будет обмануто этой картиной! И ты, горбатая, полуслепая, с узловатыми пальцами, наконец узришь свой труд во всей красе… То есть, узреть-то ты его не сможешь из-за развившейся близорукости… Но, по крайней мере, будешь знать, что другие его узрели. И возрадуется сердце в чахоточной груди твоей».
