- Ты можешь взять себе второго, - сказал старый Анагности, - я же возьму старика.
- Какого старика? - спросил задетый Зорба.
- Мы не разделимся, - сказал я, дав знак Зорбе, чтобы он не заводился. - Мы не разделимся. Мы пойдём к мадам Гортензии…
- Добро пожаловать! Добро пожаловать!
Небольшого роста пожилая женщина, приземистая и полная, с обесцвеченными льняными волосами, появилась под тополями, переваливаясь на кривых ногах и радушно протягивая руки. Покрытая щетиной родинка украшала её подбородок; вокруг шеи повязана ленточка из красного бархата. Её поблёкшие щёки были покрыты, будто штукатуркой, сиреневой пудрой. Небольшая чёлка игриво прыгала на лбу, что делало её похожей на Сару Бернар на склоне лет в фильме «Орлёнок».
- Я очарован знакомством с вами, мадам Гортензия! - ответил я. От охватившего меня хорошего настроения мне захотелось поцеловать ей руку. Жизнь вдруг показалась мне сказкой, комедией Шекспира, скажем, «Бурей». Мы только что высадились, насквозь промокшие после воображаемого кораблекрушения. Изумляя и церемонно приветствуя местных жителей, мы обследовали берег. Мадам Гортензия производила на меня впечатление то королевы острова, то белого блестящего тюленя, немного подгнившего, надушенного и усатого, которого выбросило на этот песчаный пляж. За ней шли многочисленные подданные, грязные, волосатые и добродушные, это был народ по имени Калибан, который смотрел на неё одновременно с гордостью и насмешкой.
Другой персонаж из этой комедии, Зорба, здесь выступал переодетым принцем. Он пялил на неё глаза, словно на давнишнюю подругу. Она походила на старую шхуну, сражавшуюся в далёких морях, то побеждавшую, то проигрывавшую, с пробитыми бортами, сломанными мачтами и разорванными парусами. Теперь она, покрытая ранами, замазанными кремом и пудрой, уединилась на этом берегу и ждала. Разумеется, она ждала Зорбу, капитана с тысячью шрамами. Я горел желанием посмотреть, как эти два комедианта, наконец, встретятся в критских декорациях, нарисованных грубыми мазками.
- Две кровати, мадам Гортензия! - сказал я, сгибаясь в поклоне перед старой комедианткой из любовной пьесы. - Две кровати без клопов.
- Клопов нет, клопов нет! - вскрикнула она, бросив на меня долгий вызывающий взгляд.
- Их там полно, их там полно! - кричали с насмешкой глотки Калибана.
- Их нет! Их нет! - настаивала она, притопывая на камнях своей маленькой жирной ножкой в толстом небесного цвета чулке. Она была обута в старые дырявые шлепанцы, украшенные кокетливыми шёлковыми бантиками.
